Николь Фосселер - Сердце огненного острова

– Я могу написать письмо, господин Бейеринк? Это возможно?

Он кивнул.

– Разумеется. У меня есть сейчас другие дела, но потом я зайду к вам и принесу письменные принадлежности.

– Спасибо, – прошептала Якобина и снова отвернулась.

– Я уверен, что все прояснится, – услышала она голос Бейеринка. – И, несомненно, в вашу пользу.

Она вздрогнула, когда дверь была заперта на замок, потом еще раз, когда со скрежетом задвинулся засов.

Ее глаза беспокойно осмотрели камеру и остановились на зарешеченном окне высоко под крышей. «Я в тюрьме. Я, Якобина ван дер Беек, никогда не желавшая чужого, всегда делавшая все, что требовали от меня другие». Она могла бы даже рассмеяться, если бы ей не было так горько.

Вдруг она обнаружила, что ее камера немного похожа на пароходную каюту, и это неприятно кольнуло. С такими большими надеждами она явилась на Яву чуть больше года назад и иногда была даже так счастлива, как никогда в своей жизни. И вот теперь угодила в темный водоворот, который захватил ее и утягивал все глубже на дно.

Саквояж выскользнул из ее пальцев и упал на пол; тяжелыми шагами она подошла к койке, присела на краешек и закрыла лицо руками.

Флортье повернулась на бок, ощущая голой кожей прохладный шелк простыни, и стала смотреть на язычки света и теней, которые догоняли друг друга на стенке ниши, – дикий танец, устроенный канделябром, стоявшим на комоде.

За ее спиной Киан Джай погасил спичку и бросил в фарфоровую плошку, потом лег рядом с ней. Он погладил ее волосы, зарылся в них лицом, вдыхая аромат, стал целовать ее спину между лопатками, провел пальцем по позвоночнику. Прижался горячим телом к ее спине, накрыл ладонью грудь. Его жесткий член уперся в ее ягодицу.

– Тебе хорошо со мной? – шепнул он ей на ухо и ласково поцеловал.

– Да, – не раздумывая, ответила она; это был единственно правильный ответ на такой вопрос Киан Джая.

– Поэтому я вчера и показал тебе это, – пробормотал Киан Джай и легонько укусил ее ушную раковину, а рукой в это время гладил бедро. – Чтобы ты ценила то, что я тебе даю.

– Да, – послушно повторила Флортье, хотя с трудом подавляла отвращение, и зажмурила глаза, когда его рука скользнула между ее ног.

Вчера они впервые после того вечера в цирке снова вышли из дома; Киан Джай с гордостью показывал ей свои богатства. Чего только у него не было. Флортье видела роскошные комнаты, обтянутые красным и синим шелком с золотыми нитями, освещенные приглушенным светом и наполненные тяжелыми, оглушительно сладкими ароматами, которые наполняли легкие и одурманивали голову; с потолка там свисали почти прозрачные шелковые полотна, они чуть колыхались, создавая атмосферу интимности. Богатые европейцы и китайцы возлежали на квадратных кроватях с короткими, изогнутыми ножками между расшитых золотом подушек и курили опиум из длинных трубок, покрытых затейливой резьбой, или играли на деньги в карты, почти всегда в обществе одной или нескольких изящных и красивых китаянок. В нежных нарядах небесно-голубого, бледно-зеленого или фиалкового цвета, богато вышитых и украшенных металлической нитью, узкоглазые, с тонкими, искусно накрашенными лицами и блестящими черными волосами эти девушки выглядели, словно редкостные цветы. Такие нежные и юные, что Флортье почувствовала себя рядом с ними толстой и старой. А когда несколько девушек, воркуя и щебеча, приветствовали Киан Джая, льнули к нему и гладили его плечи, она даже испытала нечто наподобие ревности.

Но она видела и другие помещения, полутемные, отделенные дешевыми хлопковыми занавесками, с простыми деревянными нарами. Там курили опиум местные мужчины, они были в рубашках и саронгах, некоторые – лишь в набедренных повязках. Многие выглядели ужасающе истощенными – ребра и лопатки, лучевые кости и локти торчали под кожей, больше похожей на пергамент, щеки ввалились, глаза потускнели. Они больше походили на мумий, еще кое-как способных дышать и двигаться. Девушки в этих домах тоже выглядели пугающе, несмотря на красивые наряды: они шаркали, сгорбив плечи, или лежали на шатких нарах. Все девушки были не старше, чем Флортье, но выглядели, как старухи с унылыми, пустыми лицами и красными глазами. Некоторые из них были на последних месяцах беременности, но все равно шли с мужчинами. Флортье была готова провалиться сквозь землю, так ей было стыдно, что она под руку с Киан Джаем шла по этому притону в дорогом платье цвета зеленого яблока, вышитом белым шелком, в изящной шляпке. Ее потрясло, что есть такие дома с такими несчастными существами и что они принадлежали Киан Джаю. Но еще противнее для нее оказалась мысль о том, что сюда приходило много мужчин, чтобы переспать с этими девушками.

– Ты даже не понимаешь, как тебе повезло, что ты живешь у меня, – бормотал он, и его пальцы раздвигали ее гладко выбритые половые губы. – Тебе лучше, чем той гувернантке на Суматре. – Флортье открыла глаза. – Та сейчас в тюрьме, потому что вроде бы отравила ребенка.

Ей тут же вспомнилась Якобина, и ее сердце дрогнуло. Теперь она все реже думала о Якобине; ее жизнь до того, как она попала к Киан Джаю, постепенно тонула в густом, непроницаемом тумане. А когда вспоминала, к мыслям всегда примешивались стыд и сознание вины. Как хорошо, что Якобина не видела ее теперешнюю.

Но потом до ее сознания дошло значение слов Киан Джая; сердце на миг замерло и болезненно сжалось. Сколько гувернанток могло быть на Суматре?

– Так что же она сделала? – поинтересовалась она, изобразив равнодушие.

– Это ты мне скажи, что она сделала, – шепнул Киан Джай. – Ведь ты знаешь ее лучше, чем я.

Флортье оттолкнула его руку и резко села. На миг она онемела и робко вглядывалась в лицо Киан Джая, в надежде, что это всего лишь одна из очередных его игр. Его губы растянулись в насмешливой ухмылке. Встав на колени, он выдвинул ящик комода и торжественным жестом достал из него пожелтевший и мятый прямоугольник. Письмо, последнее, которое она получила от Якобины; Флортье сразу его узнала. Давно она не брала его в руки; слишком больно было вспоминать о том, что она все потеряла.

– Значит, на самом деле ты Флортье, – с удовольствием продолжал он. – Мило. Очень мило. По-голландски.

– Ты не имеешь права, – зашипела Флортье. Она могла лишь надеяться, что он не обнаружил красный тканевый цветок, который подарил ей Джон Холтум. Днем она прятала его в дальнем уголке ящика под зеркалом, а вечером доставала и клала на ночь под подушку.

Он прищурил глаза, но в них не было гнева.

– Я имею право на все, что касается тебя, Флер. Ведь я должен знать, кто живет под одной крышей со мной.

– Отдай письмо! – закричала Флортье; она бросилась на Киан Джая и попыталась выхватить у него конверт. – Оно мое! Отдай!