Эмма Марс - Спальня, в которой ты, он и я

– О! Это достаточно просто. Смотрите: камни обработаны с меньшей тщательностью, грани не везде одинаковы, сами драгоценные камни не такие крупные по сравнению с настоящим колье, их оправа не такая глубокая и менее прочная, потому они легко могут вывалиться из нее от удара или… Короче говоря, тут целый комплекс тонкостей, но, поверьте мне, обмануться невозможно.

– А оригинал?

– Давно уже за пределами Франции, моя милая мадемуазель. Какое-то время он ходил по рукам королевских семей в Иране, а потом, вот уже лет тридцать, как осел у одного азиатского коллекционера, которого я хорошо знаю, он живет в Сеуле.

Эта занимательная болтовня, к сожалению, не дала ответа на тот вопрос, который меня по-настоящему интересовал.

– Вы абсолютно уверены, что колье принадлежало императрице Евгении?

Насколько я знала, в «Отеле де Шарм» не существовало комнаты с таким именем. И не без оснований: Евгения Мария Игнасия де Монтихо, маркиза Ардальская, маркиза де Мойя и графиня де Теба, императрица французов, супруга Наполеона III, не проявила себя как куртизанка в высоком смысле этого слова.

Я на ложном пути? Или ювелир ошибался?

– Формально – да, без сомнений. Все драгоценности такого рода благодаря нашей корпорации точно идентифицированы, инвентаризированы, и все, вплоть до мельчайших деталей, занесено в реестр. Евгения обладала одной из самых богатых коллекций драгоценностей своей эпохи. Но если речь идет именно об этом колье, то она – не единственная знатная женщина того времени, чью шею оно украшало.

Ну вот, наконец-то! Я замерла в ожидании бог знает какого знаменитого голливудского имени, готового сорваться с его губ.

– Маркиза Паива, бесспорно, самая известная среди его обладательниц.

– Паива… – задумчиво повторила я, пытаясь вспомнить, что могла о ней знать.

– Эстер Лахман, если быть точным, это – ее настоящее имя. Светская львица, она держала в Париже салон в эпоху Второй империи, самый знаменитый в те времена. Она первая выкупила у Евгении оригинал и, представьте себе, заплатила шестьсот тысяч франков! В те годы – колоссальная сумма!

– А где она жила в Париже? – продолжала я любопытствовать.

– В наши дни многие посещают ее бывший особняк на Елисейских Полях, подарок одного из любовников, Гвидо Хенкеля фон Доннерсмарка, двоюродного брата Бисмарка, там сейчас расположен известный в столице ресторан. Но гораздо дольше она прожила в доме на площади Сен-Жорж.

Мы же там были, я и Луи!

Весь остаток дня, вернувшись в особняк Дюшенуа, я размышляла о том, что мне стало известно. По просьбе Армана я сняла с пальца и отдала ему обручальное кольцо, чтобы он заказал новую гравировку: «Анабель и Дэвид, 18 июня 2009 года». В обмен управляющий протянул мне сложенную вчетверо записочку с перфорацией по левой стороне. Я тут же ее узнала. Чуть не выронив из рук кольцо, которое я собиралась доверить его заботам, я взяла записку и спросила дрожащим голосом:

– Когда вы ее нашли?

– Сразу после обеда. Где-то между двумя и тремя часами пополудни.

Именно в это время началось совещание у исполнительного директора, и Луи там был. Значит, не его рукой записочка подложена в почтовый ящик. Решился бы он доверить такого рода поручение сообщнику? Может быть, Исиаму? Его службе в «Отеле де Шарм» вряд ли бы это помешало, ведь гостиница находится совсем недалеко от улицы Тур-де-Дам. Он мог отпроситься на перерыв и быстро обернуться, сделав дело. Кто бы заметил маленького посыльного с индо-пакистанской внешностью в квартале, где число его соплеменников растет как на дрожжах?

Я стала осторожно разворачивать записку, стараясь разобраться с собственными чувствами. После двух дней гробового молчания, долгих двух дней эпистолярного затишья, я не могла представить себе, о чем пойдет речь, и еще меньше предвидела свою реакцию. Останусь ли я равнодушна? Или, наоборот, начну кипеть от страсти, как некоторое время назад на совещании в присутствии Луи? Станет ли автор письма терзать меня, пересказывая во всех подробностях вчерашний вечер, когда я ему практически отдалась на красном плюшевом диване?

Неожиданно комочек шерсти пронесся у меня перед носом как пуля, вырвав из рук листок. Это Фелисите носилась из угла в угол по комнате. С тех пор как я привезла ее сюда, она поочередно то хандрила, свернувшись калачиком в платяном шкафу на стопке моих пушистых мягких свитеров, то затевала шумные игры с мопсами Дэвида, Синусом и Косинусом, бегая сломя голову за ними или от них, отрываясь по полной. Ко всеобщему удовольствию, для игр они выбрали нашу спальню и носились там как угорелые, не обращая ни на кого внимания.

Задумав сбить со следа собак, кошка вскочила на подоконник, понимая, что ее здесь не догнать. Я хотела прикрыть окно, но Фелисите успела выскочить. Я увидела только ее хвост – кошка, совершив затяжной прыжок, перескочила на стену, отделяющую наш сад от владений мадемуазель Марс. Жалобное мяуканье, донесшееся до моих ушей, свидетельствовало, что бедняжка оказалась с той стороны стены, откуда выбраться самостоятельно уже была не в состоянии.

Спустя несколько минут я уже стояла у ворот особняка № 1 по улице Тур-де-Дам и звонила в домофон. Над воротами, выкрашенными в синий цвет, сохранилась старинная эмалированная табличка овальной формы:

Бюро путешествий для молодежи

Я долго трезвонила, пока наконец калитку не приоткрыл странный мужчина в рабочем комбинезоне, без тени вежливого участия на лице. Он явно был недоволен, видимо, я пришла не ко времени. Абсолютно лысый, крепкого телосложения, с челюстью вполлица, он походил на бейсболиста шестидесятых годов. Мужчина окинул меня холодным взглядом с ног до головы, даже не задержав внимание на груди, которая, между прочим, вздымалась от возбуждения.

– В чем дело?

– Здравствуйте, – запинаясь, пролепетала я. – Я ваша соседка из дома № 3. Мой кот запрыгнул в ваш сад.

– Хм… Ну и что?

– По-видимому, она не может сама выбраться с той стороны. Она до сих пор не вернулась.

«Мой кот», а потом «она» – смешно, но что делать? Я не решалась произносить «моя киска» на людях, тем более перед таким грубоватым незнакомцем. Мне почему-то было неловко. Я предпочитала допустить грамматическую оплошность, которая, впрочем, никогда и никого не вводила в заблуждение.

– Вы уверены?

– Да, я видела, как она прыгнула.

– О’кей, – пробурчал мужчина. – Сейчас посмотрю.

Я сделала шаг вперед, пытаясь вслед за ним пройти на территорию владения, но он закрыл калитку перед моим носом, ясно дав понять, что не собирается пускать меня внутрь.

Стоя перед калиткой, я уловила шум то ли стройки, то ли ремонта. Прошло, как мне показалось, достаточно времени, чтобы я могла прислушаться к тому, что там происходит. Наконец, мужчина вернулся, держа беглянку за шкирку, как кошка держит котят, когда переносит их с места на место.