Моника Маккарти - Властелин ее сердца

Розалин колебалась, и он видел ее нерешительность. Он не рассчитывал, что она это сделает. Думал, что она откажется и пошлет его к черту.

Но она была леди Клиффорд. У нее было больше упрямой гордости, чем здравого смысла. Она никогда не отступит, если ей бросили вызов. Черт возьми, как могут те качества, которые он ненавидел в ее брате, восхищать его в ней?

Стиснув зубы и прищурив глаза, с решимостью Розалин направилась к сундуку, чтобы взять тряпку, а потом подошла к столу, на котором оставила мыло. Она встала на колени рядом с кадкой, опустила руку в воду (слишком близко к той части его тела, которая требовала внимания), чтобы намочить тряпку. После энергичного намыливания она принялась так же энергично тереть его тело. Его грудь неожиданно превратилась в камни, о которые прачки ударяют белье во время стирки.

Розалин терла его руку.

– Здесь какие-то знаки, которые не оттираются.

– Это татуировка.

Та, которую он, вероятно, должен был постараться скрыть.

– Свирепый лев и… – Она нагнулась, чтобы лучше рассмотреть. – Это паутина? А что значит слово Confido?

– «Я доверяю». Это говорит о преданности моего клана делу Шотландии. Это также выгравировано на моем мече.

– Значит, это ссылка на твой клан?

Можно было сказать и так. Хайлендские гвардейцы были его братьями. Свирепый лев и паутина, охватывающая его руку, были знаками, связывающими их друг с другом. Изначально эти знаки использовались как средство идентификации в случае возникновения нужды – так случилось, когда Артур Кембелл по прозвищу Странник был заслан шпионить в английский лагерь, но значение его метки, к несчастью, было раскрыто врагами со смертью Уильяма Гордона.

– Да. – Не желая больше никаких вопросов, он добавил: – Вы теряете скорость.

Сообразив, что пристально разглядывает его, Розалин покраснела и снова начала тереть его тело. В ее прикосновениях не было ничего чувственного, ничего эротического, но все равно оно оказывало на него действие. Дьявол! Оказывало действие – это мягко сказано. Одна лишь мысль о том, что ее руки прикасаются к нему, сводила Робби с ума. Это был не первый случай, когда женщина мыла его, но он впервые так болезненно осознавал этот факт.

«Думай об Англии», – сказал себе Бойд. Он откинул голову на край кадки, закрыл глаза и постарался сконцентрироваться на всем, что он так ненавидел во врагах, с которыми сражался добрую половину своей жизни. Их лживые короли, их помпезная демонстрация превосходства, их галантное лицемерие, их вероломство, их проклятый раздражающий акцент…

Но это не помогало. Закрыв глаза, он только заставил остальные свои чувства работать острее. Он ощущал ее тепло, слышал свежий аромат верескового мыла, улавливал мятное дыхание, прикосновение каждого мягкого тонкого пальчика к его коже.

Боже! Он почти застонал и открыл глаза. Ее золотоволосая голова наклонилась вперед, когда она провела тряпкой по его животу в опасной близости от раздувшейся головки его плоти, находящейся почти на поверхности воды.

Робби сбирался положить этому конец, когда она подняла голову и посмотрела на него. Ее глаза оказались к его глазам ближе, чем ему хотелось бы.

– Вас все устраивает, милорд? – спросила Розалин с лукавой улыбкой. – Боюсь, у меня нет опыта мыть мужчин. Но это не сильно отличается от мытья свиней перед отправкой их на рынок.

Робби играл в опасную игру и знал это. Тепло, которое распространилось между ними, только что подскочило еще на несколько градусов. Но комментарий по поводу свиней он воспринял слишком близко к сердцу, и это требовало ответного удара.

– Мне кажется, вы пропустили вот это место на моей руке.

Они продолжали смотреть друг на друга. Он увидел зеленый огонек вспышки гнева и решил, что выиграл. Но потом она опустила тряпку в воду с новой решимостью.

Он знал точно, когда совершил ошибку. Ее движения замедлились, рука стала осторожно проводить тряпкой по выступающему мускулу с нежной лаской, ее дыхание замерло, а потом участилось, губы приоткрылись, а взгляд смягчился от возбуждения.

Их глаза встретились – и вся злость, которая начала эту опасную игру, испарилась. Совсем другое чувство напряжения возникло между ними. Его сердце сделало глухой удар – удар осознания, сомнения, предвкушения.

Когда злость прошла, Робби почувствовал себя голым. Более голым, чем тогда, когда раздевался перед ней. Теперь уже нельзя было скрыть, как он хочет ее. Как сильно она влияет на него. Так велико их взаимное притяжение, что даже он не может бороться с ним.

Розалин знала, что она в беде.

Вначале она была в такой ярости, что не обращала внимания на те части тела – весьма внушительные части тела, – которые мыла. Живот, казалось, был выкован из металла, как панцирь римского центуриона, выпуклые мышцы казались отчеканенными с идеальной точностью, широкие плечи, массивная грудь, узкая талия, руки, на которых бугрились твердые и тяжелые бицепсы. На нем не было ни грамма лишней плоти – каждая частичка тела была усовершенствована для битвы.

«Самый сильный человек в Шотландии». Да, он действительно выглядел таким. Она вынуждена была согласиться, что ни один мужчина с ним не сравнится. И потом, та, другая часть его тела – впечатляющая колонна его мужского достоинства, которая должна была заставить ее отвернуться и убежать. Он погубил ее, если не фактически, то во всем остальном, что имело значение.

Робби был не первым обнаженным мужчиной, которого она видела. Даже в самых больших и роскошных замках было мало мест для уединения. Но он был единственным, на кого ей хотелось смотреть. Единственным, кого Розалин хотела изучать руками… губами. Краска выступила на ее щеках, когда она вспомнила его вчерашнюю насмешку.

Розалин подняла голову и увидела, что он наблюдает за ней, и тогда все изменилось. Они оба это знали. Все было так, словно грохот сражений, лязганье мечей, борьба честолюбий – все смолкло. Вместо этого существовали лишь магнетизм притяжения и стук вожделения, который рос до оглушительного крещендо.

Не было больше притворного безразличия. Он не смотрел на нее с недоверием. Он не думал о ней, как о враге или как о сестре Клиффорда. Робби смотрел на нее так, словно хотел ее, словно она была единственным, что имело значение.

Рука Розалин скользнула к его животу. Она сделала это бессознательно. Но он ответил: мускулы живота напряглись, дыхание стало поверхностным, почти болезненным, холодные голубые глаза следили за ней как один из ее ястребов.

Робби чего-то хотел от нее, но Розалин не знала, чего именно. Затем его бедра едва заметно приподнялись, и она поняла. Он хотел, чтобы она дотронулась до него.