Элоиза Джеймс - Обретая любовь

Сердце Фиби подскочило. Это соитие наверняка было бы почти таким же, как ей представлялось. В сознании вновь промелькнула картина, как они совокупляются прямо на земле – без всякого изящества, подобно не ведающим стыда животным.

Фиби застонала и вопреки своей воле опять окунулась в жаркий влажный поцелуй, сопровождаемый звуками неровного дыхания, чмоканьем губ и тихими стонами, переходящими из горла в горло. Большое тело Гриффина прижимало ее к стене, его мускулистое бедро втиснулось ей между ног, свободная рука переместилась на ягодицу, отчего ей стало еще жарче.

И наибольший жар ощущался в местах соприкосновения их тел, несмотря даже на то, что они были одеты.

– Я уже кое-что узнал о тебе, – пробормотал Гриффин жене в ухо, между тем как его ладонь медленно перемещалась с ее ягодицы на поясницу.

– И что же?.. – отозвалась Фиби, задирая на нем рубашку и запуская под нее руки.

Его грудь, бугрящаяся мускулами, была покрыта не слишком густым волосом, и ей хотелось зажечь все свечи, чтобы увидеть то, к чему она прикасается.

– Ты довольно страстная… – В голосе Гриффина чувствовалось удивление и восхищение. – Я женился на страстной женщине. Ты только притворялась скромницей. – Пока он говорил все это, его губы прокладывали пылающую дорожку по ее щеке и дальше по шее.

– Ничего подобного, – выдохнула Фиби, разрываемая между желанием быть правдивой и стремлением стать той женщиной, которую он хотел.

– Совсем неудивительно, что ты не могла четырнадцать лет дожидаться моего возвращения.

– Да нет же… – попыталась возразить она.

– Молчи!

Голос Гриффина был бархатно-повелительным, и Фиби подчинилась, с восторгом ощущая, как его язык оставляет искрящиеся дорожки на ее коже. Он целовал ее, пока она не стала извиваться, вцепившись ему в плечи, а потом неожиданно прикусил мочку ее уха. Фиби вскрикнула, охваченная пламенем, и уже не могла удержать рвущиеся наружу слова.

– Я хочу тебя! – чуть ли не всхлипнула она. – Я хочу, чтобы ты…

Протянув руку, Гриффин распахнул дверь.

– Где моя спальня?

– Четвертая дверь налево, – сообщила Фиби, не переставая целовать его лицо.

Гриффин, видимо, совсем позабыл про свое ранение, пока вел ее по темному коридору, не отрывая при этом от нее своих губ. Каким-то образом они миновали дверь, и Фиби обнаружила себя уже сидящей на кровати и наблюдавшей, как он снимает с себя одежду.

Созерцание раздевающегося мужчины завораживало.

– Тебе нравится то, что ты видишь? – поинтересовался Гриффин, продолжая разоблачаться.

Фиби кивнула.

– Я тоже ближайшие пятьдесят лет намерен любоваться, как ты раздеваешься, – сказал он.

Еще остававшееся в ней внутреннее напряжение ослабло.

Перекладывая трость из руки в руку, Гриффин продолжал стягивать с себя одежду.

– Может, твоя нога будет не так болеть, если ты ляжешь? – произнесла она немного дрожащим голосом. – Хочешь, я помогу тебе раздеться?

Гриффин мотнул головой, между тем как его рубашка отлетела в сторону. Фиби ахнула. Именно такой она и представляла его грудь – с выпуклыми мускулами, обтянутыми золотистой кожей.

– Плавание в одежде весьма эффективное упражнение, – сообщил он. После чего нагнулся и с кряхтением принялся стягивать правый сапог.

Фиби вскочила на ноги.

– Я могу тебе помочь?

– Можешь, – усмехнулся Гриффин. – Если ты опустишься на колени, я покажу тебе, где именно мне требуется помощь.

Его смеющиеся глаза очень ясно говорили, чего бы ему от нее хотелось, и к обуви это не имело никакого отношения. К тому же сапоги были уже сняты, и Гриффин стал расстегивать пуговицы на бриджах.

Фиби засмеялась, несколько ошеломленная, и вернулась в кровать.

Через пару секунд Гриффин упал рядом с ней. Он был великолепен в своей наготе, со взъерошенными волосами и этим цветком под глазом, который только подчеркивал его ярко выраженную мужскую сущность.

– Семнадцатилетний юнец, еще остающийся во мне, уведомляет, что он готов к выполнению задачи, несмотря на твою ослепительную красоту.

Фиби посмотрела в сторону его паха и невольно засмеялась, увидев, как Гриффин горделиво оглаживает свою могучую плоть.

– Позер, – упрекнула она, отводя взгляд.

– Как-никак мое мужское самолюбие было уязвлено. – Рука Гриффина продолжала двигаться, и Фиби, не удержавшись, взглянула вновь. – Я бы предпочел, чтобы его поласкала ты.

Платье, надетое на Фиби, сводило Гриффина с ума, так же, как и ее губы, ставшие темно-рубиновыми от поцелуев. Ткань платья была такой тонкой, что он отчетливо видел контур ее бедра. Корсаж отсутствовал, и потому ее соблазнительные формы были открыты взору в ожидании его прикосновений.

Подобное облачение вполне могло бы принадлежать куртизанке из какого-нибудь элитного борделя. Гриффина одолевало желание узнать, для кого она могла так одеваться прежде, до него, но он постарался загнать мысль об этом в самый дальний уголок сознания.

Прошедшая жизнь миновала. Окончательно и бесповоротно.

Однако сейчас ему хотелось, чтобы это платье исчезло с ее тела. И никогда больше не появлялось. Подобные наряды не подобает носить женам, даже имеющим любовников.

И все же… Фиби выглядела испуганной, точно девственница, когда взирала на его естество. Четырнадцать лет назад она была гораздо смелее. Как помнил Гриффин, она проворно скинула с себя ночную рубашку и раскинулась на кровати во всей красе, как воплощение эротических мечтаний любого мальчишки.

– Делай со мной все, что захочешь, – сказала она тогда. Или что-то в том же роде.

Ныне Фиби была не менее соблазнительна – с рассыпавшимися по плечам волосами и вырисовывающимися под тонкой тканью сосками, которые словно взывали к тому, чтобы он к ним прикоснулся.

– Иди ко мне, Фиби. – Помимо воли это прозвучало слишком повелительно, как распоряжение капитана, привыкшего к всеобщему повиновению.

Она не сдвинулась с места, и в улыбке, изогнувшей ее губы, читался некоторый вызов.

Быстрым движением Гриффин притянул Фиби к себе и навалился на нее сверху. Она была такой мягкой и податливой, обладающей всеми теми аппетитными выпуклостями, которые грезятся мужчинам в дальних странствиях и вызывают желание поскорее вернуться домой, чтобы подмять под себя свою благоверную.

У него даже перестала болеть нога под наплывом ощущений столь первобытных, что из горла вырвалось некое подобие рыка.

– Черт возьми, что ты со мной творишь… – выдохнул он и, вытащив из ее прядей пару оставшихся шпилек, бросил их на пол.

Фиби закусила губу, которая на фоне белоснежных зубов показалась еще темнее. Гриффин представил, как эти рубиновые уста смыкаются вокруг самой интимной части его тела, и из груди вырвался очередной стон.