Кэтлин Тессаро - Дебютантка

Самостоятельная жизнь оказалась несколько труднее, чем я себе представляла. Энн, правда, чувствует себя как рыба в воде, а вот я постоянно удивляюсь собственной беспомощности. Например, стирка. Она отнимает у меня уйму времени, и всегда результат один и тот же: передо мной лежат кучи мокрого шерстяного тряпья, с которого ручьями течет вода и которое в результате садится. Когда одежда наконец высыхает и я пытаюсь натянуть на себя свитер, он почему-то оказывается размером с носок. Я уж не говорю про мытье посуды, тут дело обстоит еще хуже. Я уже разбила два бокала и отбила край у чайной чашки. Энн говорит, что мне придется купить точно такую же, иначе хозяйка рассердится. По полу у нас летают шарики пыли, как перекати-поле по степи. Когда сегодня явилась миссис Линд, наша уборщица, я чуть не расплакалась от счастья. В жизни еще так не радовалась приходу чужого человека!

Я вечно забываю покупать продукты, а если покупаю, то не знаю, что с ними делать. В приготовлении еды столько тонкостей. Оказывается, яичница-болтунья не должна быть хрустящей! Как только Энн уходит из дома, я, словно голодный дикий зверь, бросаюсь и уничтожаю все съедобное, что она оставила. Энн уже взяла моду прятать от меня хлеб и мед, так что теперь отыскать ее припасы – задача не из легких!

Работа идет своим чередом. Я уже научилась упаковывать и отправлять заказы, и теперь мне позволяют исполнять кое-какую работу в самом магазине. На днях зашел Старый Служака, спросил книгу под названием «Веллингтон: Человек и миф», которая у него, не сомневаюсь, уже есть. Книга эта очень дорогая, так что я отличилась, продав ее на глазах у самого мистера Тарбертона. Совершив покупку, муж Маман пригласил нас с Энн, правда с некоторой неохотой, куда-нибудь сходить пообедать. Наверное, потому, что мы стояли перед ним, преданно смотрели ему в глаза, как пара голодных щенков, и боялись сдвинуться с места. Мы пошли в «Лайонс», где Старый Служака, думаю, никогда в жизни не бывал и где, похоже, подтвердились его самые худшие опасения насчет того, что современная цивилизация разлагается. Разумеется, мы с Энн никаких особых ужасов не заметили, поскольку были слишком заняты: обеденный перерыв в магазине совсем короткий, и мы спешно поглощали дармовой ланч, а затем рассовывали по карманам булочки, которые прихватили на ужин. Старый Служака пришел в ужас от наших манер, но перед уходом сунул мне пятифунтовую банкноту. Все-таки он по-своему милый.

С Ником я вижусь нечасто. В Лондоне сейчас проездом какие-то старинные друзья его родителей из Канады. Я очень расстроилась, что он должен уделять им внимание, и вела себя глупо. Между прочим, у этих старинных друзей есть дочка Памела – довольно симпатичная девица с глазами навыкате. Мы с ней поссорились, и это было ужасно, причем во всем виновата одна только я. Ситуация безвыходная, как ее исправить, даже не представляю. Я в полном отчаянии. Ну вот объясни, почему у меня вечно все не слава богу?

Между прочим, у Глории неприятности. Пинки ушел в запой и вот уже третий день не появляется дома. Только представь, его обнаружили в номере какой-то захудалой гостиницы, под столом, в стельку пьяного, в обнимку с каким-то хористом из театра «Друри-Лейн». Хорошо погулял, ничего не скажешь.

Кейт перевернулась в кровати, стараясь укрыться от ярких солнечных лучей, заполнивших всю спальню. Шторы у Рейчел старые, к тому же выцвели, и летом от них никакого толку. Нащупав на столике будильник, Кейт посмотрела на циферблат. Десятый час. Рейчел сегодня ушла рано, отправилась куда-то за город, где ей снова предстоит заниматься оценкой имущества. Кейт осталась в доме одна. Одна во всем Лондоне. Перевернувшись на спину, девушка снова закрыла глаза, желая поскорее забыться сном. Как бы не так! Ослепительный солнечный свет, будь он неладен, прогнал жалкие остатки дремы.

Кейт сразу подумала о Джеке, вспомнила, что он рассказывал о своей покойной жене, затем ей пришел на ум их недавний спор.

Теперь она понимала, почему он злился.

Но у нее-то самой ситуация совсем другая.

Ой ли?

Она перевернулась на бок.

Ну разумеется, у нее все совершенно иначе. Или нет?

Кейт сосредоточилась и попыталась вспомнить все еще раз. С самого начала этого романа она поняла, что лишних вопросов Алексу лучше не задавать, можно все испортить. Какая чушь, думала она теперь, какая нелепость. Но тогда она убедила себя, что будет верней всего принимать Алекса за того, кем он кажется. Вместе они с ним обитали лишь в мире вечернего и ночного существования, не имеющем ничего общего с грубой дневной реальностью. Домой шофер всегда доставлял Кейт одну на машине. В глубине души она, конечно, понимала, что это значит. Но прямых вопросов никогда не задавала, чтобы не вторгаться в окутанные туманом, сумеречные области морали, где, если не говорить об этом вслух, все выглядит зыбким и нереальным.

Но, как известно, теория часто расходится с практикой, и на деле хрупкое равновесие быстро нарушилось: теперь Кейт не просто испытывала желание обладать Алексом, но постоянно нуждалась в нем.

Из глубин души всплыли неведомые Кейт прежде особенности ее существа. Вся годами дремавшая страстность ее натуры вырвалась наружу, причудливо окрасив и усилив ее сексуальность, придала ее поведению смелость и требовательность. Кейт с удивлением открыла в себе вкус к интенсивному, настойчивому, провокационному, неистовому, а порой – жесткому и страстному сексу. В роскошной квартире Алекса, где свет всегда был приглушенным, а шампанское и виски лились рекой, после пары бокалов всякие запреты исчезали сами собой, рассеивались как дым, таяли, словно лед на дне стакана. И, положа руку на сердце, это доставляло Кейт громадное облегчение, всякий раз она испытывала чувство освобождения. Кейт словно становилась другим человеком, для которого нет ничего неясного, не существует никаких табу – да что там человеком, она превращалась в животное, всем своим существом отдаваясь плотским, чувственным переживаниям. Ну кому, спрашивается, нужна вся эта чушь: ухаживания, комплименты, учтивые разговоры с робкими полунамеками, интимным подтекстом, значительными паузами и неуклюжими попытками растолковать то, о чем не принято говорить. К черту все условности, ближе к делу!

Перед Алексом была уже не та холодная как лед блондинка, которую видели в ней все остальные. Девица, рисующая в пентхаусе Эвы Роттлинг жирных розовощеких херувимчиков с золотыми кудряшками. Нет, всякий раз перед ним и только для него одного открывалась ее глубокая, свободная, необузданная натура.

Алекс стал оплачивать ее счета, и это казалось лишь естественным продолжением его превосходства, окрашивающего то время, которое они проводили вместе, частью запутанной игры в господство и подчинение с ее сложными правилами – игры, которая была лишь прелюдией к главному в их отношениях. Кейт делала вид, что ей все равно, изображала безразличие и беспечность, как будто так и надо. А когда Алекс вручил ей кредитную карту, на которой было написано ее имя, она, казалось, едва соблаговолила обратить на это внимание.