Кэтлин Тессаро - Дебютантка

– Кажется, спит, – тихо сказала она.

Джек осторожно заглянул в комнату. Отец сидел прямо, в кресле с подушками, склонив голову на сторону.

– Папа…

Грудь Генри Коутса едва заметно равномерно поднималась и опускалась.

– Он принял лекарство, – пояснила сестра. – Принести вам чего-нибудь? Может, чаю?

– Нет, спасибо. Не надо.

Она ушла, а Джек присел на краешек кровати, поставил сумку на колени и стал наблюдать за отцом. Казалось, с тех пор как они виделись в последний раз, тот стал меньше и словно бы усох. Его ладони и ступни выглядели на исхудавших конечностях слишком большими, лицо напоминало мягкую резиновую маску. Рот был открыт, из него раздавалось тихое похрапывание. Теплый солнечный луч освещал всю фигуру спящего.

– Папа! Папа… – позвал Джек.

Отец пошевелился и открыл глаза.

– Да? Кто здесь?

– Это я, Джек.

Старик поерзал в кресле.

– Ах, да. Погоди, я сейчас, еще одну минуточку.

Голова его упала на другую сторону, глаза снова закрылись.

Джек вздохнул и огляделся. Да нет, комната, в общем-то, неплохая. Кровать вот только больничного типа, но остальная мебель перевезена сюда из дома родителей: он узнал ее, как и картины, фотографии и книги, которые придавали комнате знакомый облик, отражая вкусы и пристрастия ее хозяина. Джек встал и принялся разглядывать корешки книг, которые читал отец, фотографии, которые он решил взять с собой. Может быть, впервые в жизни сын обращал внимание на мелкие подробности, говорящие о характере отца. Вот авторучка, которой он любил решать кроссворды. Подборка книжек довольно неплохой исторической беллетристики, которая в свое время произвела на отца впечатление. А еще он явно тоскует по своей жене: знакомое лицо матери улыбалось сразу с четырех фотографий, теснившихся на комоде. Джек провел пальцем по блестящей серебряной рамке, заметив отпечатки пальцев отца в том месте, где он держал портрет, разглядывая его.

Ему вспомнилась собственная квартира, где царил строгий порядок, где не видно было и следа памятных подарков и других предметов, пробуждающих воспоминания.

Он посмотрел на часы. Потом вытащил из сумки дорожный несессер для письма, поставил так, чтобы отец сразу его увидел, на столике рядом с креслом, достал книгу и сделанные в библиотеке ксерокопии.

Джек снял пиджак, аккуратно сложил его, снова сел на кровать и стал ждать. Было совсем тихо, только слышно было, как тикает будильник.

Казалось, совсем недавно отец завел свой бизнес. А вот теперь Джек, его взрослый сын, навещает отца в доме престарелых. При виде того, как одинок отец, сердце его сжалось от боли, реальной физической боли.

Затем мысли Джека перенеслись к Кейт. Он вспомнил о том, как держал ее руку в своей, о том, какой гладкой и нежной казалась ее щека, о том, как он увидел Кейт обнаженную в окне.

Внезапно Джек представил себе, что когда-нибудь и его собственные отпечатки больших пальцев останутся на рамке с портретом любимой женщины.

О, как Джеку хотелось, чтобы на его комоде стоял ее портрет.

– Что у нас сегодня на ужин? – спросила Кейт, входя на кухню.

Рейчел как раз резала лук.

– Решила приготовить кое-что новенькое. – Она кивнула на стол, на котором лежала кулинарная книга. – Рыбный пирог.

– Ну уж и новенькое! – засмеялась Кейт. – Это, скорее, хорошо забытое старенькое.

– Главное, чтобы было вкусно, – не стала спорить Рейчел.

Кейт наблюдала, как она снует между столом и плитой, вполголоса напевая песенку Берта Бакарака. Сегодня Рейчел была сама не своя. Энергия просто била из нее ключом, на лице сияла беззаботная улыбка. Такой Кейт тетю еще никогда не видела. И тут она заметила кое-что еще.

– А куда ты подевала красные туфли? Без них ты какая-то другая, на себя не похожа.

Рейчел опустила голову, посмотрела на ноги, на которых красовались простые босоножки без каблуков.

– Видишь ли, какое дело: похоже, красный период в моей жизни закончился.

– По-моему, он длился довольно долго.

– Слишком долго. Сделай одолжение, загляни-ка в рецепт. – Она кивнула на раскрытую кулинарную книгу. – Сколько там морковок – одна или две?

Кейт посмотрела на пожелтевшую от времени страницу:

– Две. Натереть на крупной терке. Господи, сколько же лет этой книге? Где ты ее взяла? Получила в наследство от бабушки?

– Купила на аукционе. Между прочим, заплатила целых два фунта! – Она открыла холодильник и достала морковь. – Люблю приобретать на наших аукционах что-нибудь по мелочи. Слушай, здесь попадаются такие забавные рецепты!

– Уж не хочешь ли ты сказать, что эта книга из Эндслея?

– Точно. Принадлежала старой экономке, матери Джо. Кстати, Джозефина рассказала мне просто уморительную историю. В самом начале войны ее мама была еще совсем юной и совершенно не умела готовить. Представляешь, она сунула однажды в духовку фамильное серебро, хотела еду на нем разогреть. А потом стала вынимать, глядь – а оно все расплавилось!

– Да, Джо и мне про это рассказывала.

Кейт перевернула поваренную книгу и с интересом изучила некогда кремового цвета обложку. Тисненые красные буквы гласили: «Основы кулинарного искусства».

– Вот это да! – восхитилась девушка. – Кулинарное искусство, ни больше ни меньше. Так, значит, эта книга была издана еще до войны? Настоящий раритет!

– Да ты, как я погляжу, прирожденный антиквар! – улыбнулась Рейчел. – Не взять ли мне тебя в дело? Переименуем фирму в «Деверо и дочь». Звучит неплохо, а?

– А что, я согласна! Вот только что скажет мама?

Кейт вертела книгу, пытаясь определить, в каком году та была издана.

– Просто так лучше звучит, чем «Деверо и племянница». Ничего, думаю, Анна не обидится. Главное, что бизнес останется в семье. – Но тут она заметила, как вытянулось лицо Кейт, и дала задний ход: – Да что ты, я же пошутила!

Но Кейт не обратила на эти слова внимания, она изумленно разглядывала чистый лист в конце книги.

– Говоришь, книга принадлежала матери Джо? – спросила она.

– Да-а… А в чем дело? Что ты там такое нашла?

В правом углу страницы небрежным детским почерком было написано: «Элис Уэйтс».

Неужели это та самая Э. Уэйтс, что много лет назад забрала браслет в ювелирном магазине «Тиффани»?

Тогда выходит, что мать Джо – единственный оставшийся в живых человек, который может знать, что случилось в Эндслее, когда пропала Беби Блайт.

Эндслей, Девоншир

19 апреля 1941 года

От тебя никаких новостей. Вообще. Ни единого письма, ни даже телеграммы. Весь день напролет я молюсь о том, чтобы ты был жив. Я не могу двигаться и целыми часами только и делаю, что плачу. Я превратилась в огромную корову. Жирную и распухшую. Даже хорошо, что ты не видишь меня сейчас, – наверняка разлюбил бы. Боже мой, до чего ужасен этот дом, мне просто делается в нем жутко! Тут вечно так промозгло и сыро, словно в погребе! Даже странно, что в былые времена Эндслей представлялся мне тихой гаванью, я мечтала об этом прекрасном дворце на берегу моря. А теперь он кажется мне настоящей тюрьмой, откуда хочется поскорее сбежать. Вот бы каким-нибудь чудом отыскать тебя. Мы тут постоянно слушаем радио. А новости все сплошь ужасные и безнадежные. Иногда я думаю, а вдруг ты жив и здоров, но просто больше меня не любишь? Ирэн все твердит, что мне нужен свежий воздух. Прогулки на берегу моря. Если бы она только знала, как мне хочется утопиться в этом море! Стоит только подойти к самому краю скалы и заглянуть вниз: бурлящая черная вода, кажется, так и тянет к себе. Но самоубийство – страшный грех. Худший даже, чем убийство ребенка. И я заставляю себя сделать шаг назад. С другой стороны, преисподняя меня не пугает, ведь без тебя я и на земле живу, словно в аду. Одна надежда на то, что рано или поздно ты все-таки приедешь и заберешь меня отсюда.