Кэтлин Тессаро - Дебютантка

Что это: разыгралось воображение или снова нахлынули яркие, как галлюцинации, воспоминания о прошлом?

Вот она, совершенно голая, стоит перед ним на коленях. Обеими руками он держит ее за голову и дергает взад-вперед бедрами…

Она отчаянно закусила губу. О, как больно! Даже кровь брызнула. А желание растет, усиливается, уводит все дальше от нынешней реальности.

«Остановись же!»

Нет, не получается, никак.

Интересно, каков из себя Джек, если его раздеть догола? Они ведь здесь одни. Она ему нравится, этого нельзя не почувствовать. И этот человек ей абсолютно чужой. Почему всегда легче переспать с мужчиной, которого совсем не знаешь?

Кейт глубоко вздохнула.

«Нет, не ходи туда!»

Но сладострастие уже охватило ее всю, медленно поползло по членам. Картинки, угодливо подсовываемые воображением, кружили голову, она не могла больше контролировать себя. Не могла не думать о том, о чем не должна была думать.

Кейт перевернулась на другой бок. Постель разобрана, простыни отброшены, два совсем чужих друг другу человека, два обнаженных тела тянутся друг к другу… Ах, как хочется ощущать, что тебя уничтожили, насадили на кол до самых печенок, распяли на этой постели…

Кейт закрыла глаза. Картины распаленного воображения куда-то пропали. Она в последний раз затянулась, погасила сигарету и выбросила ее в окно, прямо на дорожку.

Кое-как доковыляла до ванной, плеснула в лицо холодной водой и уселась на стульчак. Вспомнила, что в мобильнике ее ждет эсэмэска, и не одна.

Рано или поздно она ответит, на все ответит.

«Я схожу с ума, – подумала Кейт. – Я больна и никогда больше не стану нормальной».

Закрыв лицо руками, она разрыдалась.

Джек допил чай, встал из-за столика и направился к дому. Подойдя к машине, открыл багажник и начал доставать вещи: сумку, фотоаппарат, записные книжки и все остальное, что понадобится в работе. Вдруг он почувствовал слабый запах табачного дыма, поднял голову и увидел на втором этаже открытое окно. Джек улыбнулся. Так, значит, Кейт потихоньку курит!

Выходит, она не такая уж пай-девочка, какой выглядит на первый взгляд.

Мысль показалась ему забавной; вообще, приятно было думать, что она совсем близко и тайком делает что-то такое, чего делать не положено.

Джек вошел в дом – каблуки гулко стучали по мраморному полу – и поднялся по лестнице. Очутившись наверху, он услышал, как где-то справа по коридору закрылась дверь. Тогда он пошел налево, в противоположную сторону. Отыскав самую большую спальню, свалил вещи на кровать и снял пиджак. Выглянул в окно: внизу раскинулась лужайка.

И все-таки в атмосфере этого дома, несмотря на всю его красоту и изысканность, словно бы ощущалась некая напряженность. Джека охватило странное предчувствие – ничего подобного он не испытывал уже много лет. А может, эта девица так на него действует, совершенно выводит из равновесия? Нет, нельзя допустить, чтобы из-за нее нарушался привычный порядок вещей. И совсем уж недопустимо с таким нетерпением ожидать встречи с ней, мечтать поскорее услышать ее голос. Но он уже обдумывал, о чем станет говорить с Кейт за ужином, сочинял для нее вопросы, изобретал собственные умные, немногословные замечания, которые произвели бы на нее впечатление. Джек отчаянно волновался и сам понимал это.

Господи, ну разве можно быть таким глупцом!

Положа руку на сердце, как все-таки страшно снова что-то чувствовать.

Он давно уже привык к одиночеству. Так жить спокойней и безопасней. У него есть ежедневные обязанности, установился определенный распорядок дня, выработались свои привычки. Он ходит в одно и то же кафе, сидит за одним и тем же столиком, заказывает одну и ту же еду. Официантка знает, какой он любит кофе, хозяин не прочь поболтать с ним, обсудить книгу, которую он читает. (О, эти люди умеют вести себя с постоянными клиентами!) И вообще, в жизни много такого, что можно делать если и без особой радости, зато спокойно и мирно: бродить по картинным галереям, ходить на концерты, сидеть одному в темноте кинотеатра. В этом и заключалась теперь вся его жизнь.

Но вот сейчас, по крайней мере на какое-то время, место рядом с ним занято. Джек до сих пор ощущает запах ее духов.

«Только не дай обольстить себя этим романтическим флером, – напомнил он себе. – В конце концов все сводится к сексу, простому, как мычание, животному сексу в чистом виде. Так было, так есть и так будет всегда. Начинается все прекрасно. Ах, какие яркие краски: романтическое увлечение, любовь, страсть… Но рано или поздно позолота опадает, а из-под нее проступает все то же тупое и наглое мурло секса».

Внезапно сквозь эти благоразумные мысли, призванные защитить его от опасности, пробилось мучительное воспоминание. Сердце Джека сжалось, он хотел отбросить мысли, но не смог. Вот он протягивает руку, кладет ее на руку жены и видит ее лицо, ее огромные темные глаза. В них бездна печали и, что самое ужасное, покорности. Он все-таки отогнал воспоминание, но чувство тревоги осталось.

С сексом у них было плохо, что правда, то правда. Все сводилось к коротенькой, наспех исполненной порнографической игре, где каждый старательно исполнял свою роль. Хуже всего, что, хотя акт совершался по-настоящему, подлинной близости между ними не было.

Обсуждать с женой эту проблему, чтобы хоть как-то исправить положение, Джек почему-то не хотел. И это было ужасно. Что-то в душе мешало, словно кто-то нашептывал, что так будет проще: пусть, мол, все идет, как идет, главное – не забивать себе этим голову. Словно он сам желал, чтобы жена не была с ним близка.

Он самоустранился, вот в чем его преступление. А она увидела это и отпустила его.

И эта мысль тоже не давала ему покоя.

Джек отвернулся, чтобы не видеть буколический пейзаж за окном.

Спальня была поистине огромна, вся его квартира в Лондоне примерно такого размера. Только тут, за пределами большого города, и можно найти подлинный простор, красоту и свободу.

Нет, надо что-то делать. Еще не поздно начать все сначала, с чистого листа.

Он сел на кровати, зевнул и протер глаза.

Впереди так много работы.

Пожалуй, в автомобиле, в его любимом «триумфе», нельзя ездить так далеко. От долгого сидения за рулем разболелась спина. Джек растянулся на кровати во весь рост и закрыл глаза.

И все же как ни крути, давненько он не испытывал такого счастья и радости, как в эти несколько часов, когда машина мчалась по дороге среди прекрасных пейзажей, а рядом сидела Кейт. Солнце, скорость, изумительная музыка Моцарта, и совсем близко она, такая спокойная, такая холодная. Это чувство бодрило и возбуждало его. Было ощущение, что впереди робко маячит надежда на реальное счастье, возможность которого мерцает где-то на горизонте. Джеку казалось, что именно туда они мчатся вдвоем на бешеной скорости. Он сам не понимал, как давно уже живет без всякой надежды на счастье, не живет, а уже не один год существует по принципу: «День прошел – и слава богу; день да ночь – сутки прочь». Только теперь он осознал эту постоянную боль в груди, со всей ясностью ощутил в себе животное желание телесной близости с другим человеком, желание найти свою дорогу, пробиться сквозь стену инерции, в основании которой лежит скорбь тяжелой утраты.