Тилли Бэгшоу - Сидни Шелдон. Узы памяти

– Журналист не упомянул тебя.

Он отдал ей газету.

– Не упомянул. Похоже, никому не пришло в голову связать наши имена.

– Прекрасно.

Промокнув пропитанную виски рубашку салфеткой, Тедди повернулся и поправил подушку.

– В таком случае тебе не о чем беспокоиться. Спокойной ночи.

Алексия была шокирована.

– Не о чем беспокоиться? Тедди, его убили!

– Совершенно верно. Больше он тебя не побеспокоит, верно? По-моему, это хорошие новости.

– Почему ты так бездушен? – рассердилась Алексия. – Он не заслуживал такой гибели. Он был болен. Сбит с толку.

Тедди устало выпрямился.

– Послушай, Алексия, он угрожал тебе. Не можешь же ты ожидать, что я стану любить или жалеть тех, кто угрожает моей жене! Я не собираюсь быть настолько лицемерным, чтобы изображать скорбь по совершенно незнакомому человеку, только чтобы утешить твою совесть.

– Ты прав, прости.

Она подалась вбок и поцеловала его в щеку.

– Я потрясена, вот и все. Когда-то он был славным парнем.

– Гитлер тоже был славным парнем, – пожал плечами Тедди. – Постарайся отдохнуть.

Вскоре он уже громко храпел.

К Алексии подошла стюардесса.

– Принести вам что-нибудь поесть, министр внутренних дел? Сырную тарелку или фрукты? Вы сказали, что хотите легкий ужин.

Алексия взяла себя в руки. Тедди прав. Случившееся с Билли было ужасным, но действительно подвело некий итог. И разве не этого она хотела в глубине души? Конечно, не она виновата в его смерти. Она тут ни при чем. Какой бы трагедией это ни было, может, все к лучшему.

Она улыбнулась стюардессе:

– Я буду сыр, пожалуйста. Только без плесени. И чашку крепкого кофе. У меня полно работы. Нужно все просмотреть до прилета.

Следующий год был для Алексии триумфальным. Британская экономика процветала, а вместе с ней и общий дух нации, словно нарцисс, распустившийся после долгой холодной зимы. Опрос Гэллапа показал, что Генри Уитмен стал самым популярным премьером со времен Черчилля, а остальные члены кабинета нежились в отраженном свете его славы. Что же до миссис де Вир… ее личная популярность почти сравнялась с любовью к премьер-министру.

Как это произошло? Всего два года назад Алексия была одной из самых ненавистных фигур британской политики, осколок старых дней бессердечного консерватизма. Когда люди думали о миссис де Вир (если думали вообще), все ассоциировали ее с восстаниями в тюрьмах и прогнившим правосудием.

То, что она была неприлично богата, говорила так, словно держала во рту сливу, и вышла замуж за члена семьи, более родовитой, чем Виндзоры, мало способствовало любви избирателей. Но вскоре де Вир получила назначение, которого никто, даже сама она, не ожидал. Несмотря на первоначальные трения с иммигрантами, Алексия ухитрилась завоевать сердца людей одним блестящим ходом. Людям нравилось, что она укрепила полицейские силы и увеличила их ряды. Они одобряли ее защиту больниц, ее либеральное отношение к образованию и поддержку родительских советов в школах. Им понравился ее акт о домах престарелых, призванный оберегать пожилых людей от эксплуатации и издевательств. Да, Алексия де Вир была крепким орешком. Кроме того, она была трудолюбива, умна и достаточно отважна, чтобы сражаться за традиционные британские ценности и институты. Прежний ротвейлер преобразился в британского бульдога наших дней. Врагам ничего не оставалось делать, кроме как выжидать и наблюдать.

После заключения договора о строительстве большого завода «Рено» в Ист-Мидлендс, создавшего десятки тысяч рабочих мест, Алексия получила приглашение на чай на Даунинг-стрит номер десять.

– Мне стоило бы сделать вас министром иностранных дел, – заявил премьер, вытягивая ноги и беря у дворецкого чашку чая. – Французы считают, что солнце восходит из вашей пятой точки. Вы – любимица Парижа.

– Насчет этого не знаю, – скромно ответила Алексия. Ей всегда было трудно общаться с Уитменом. Никогда не понять, о чем он в действительности думает. Коллеги по кабинету жаловались, что он вечно поддерживает ее в ущерб остальным, но Алексия часто ощущала, что за улыбками премьера кроется неприязнь.

– Попробуйте шоколадный торт, – предложил Генри. – Из «Дейлсфорд», вкус, как в раю.

– Спасибо, я воздержусь.

Алексии слишком нравился собственный восьмой размер, чтобы поддаться на призыв сладкоежки.

– Не дай Бог, Йен услышит, как пренебрежительно вы отзываетесь о его работе. Он ведь преуспевает на своем посту министра иностранных дел?

– Так и есть, – признал Генри. – Но, скажем прямо: никто не помещает уродливую морду Йена на первую страницу «Фигаро».

Алексия рассмеялась. Премьер сказал правду: фотогеничное лицо и деловые манеры помогли сделать ее популярной фигурой во Франции и своеобразным послом британского правительства. Но вряд ли Генри Уитмен позвал ее на Даунинг-стрит только, чтобы польстить.

– Вы хотели видеть меня по какой-то конкретной причине?

– Не совсем.

Уитмен поднес к губам чашку. Алексия чувствовала его изучающий взгляд. В нем светились недоверие и настороженность, которых она не могла понять. «Что он хочет знать? И почему бы просто не спросить?»

– У вас есть какие-то планы на лето? Вероятно, снова собираетесь в Штаты?

Разговор становился все более странным.

«Какое дело Генри Уитмену, где я буду отдыхать? Или пытается избавиться от меня?»

– В общем, нет. Не в этом году. Мы остаемся в Англии. Этот абсурдный праздник, который Тедди устраивает в Кингсмире, требует больше труда, чем саммит «Большой семерки».

– Ах да! – кивнул Генри. – Праздник.

К этому времени весь Вестминстер знал, что очаровательный старый остолоп, муж Алексии де Вир, отмечает в Кингсмире, одном из самых красивых домов Англии, триста лет истории семьи. Все, кто представлял собой что-то в европейской политике, бизнесе и шоу-бизнесе, поспешат приехать туда. Все равно что бал «Уайт Тай энд Тайара» Элтона Джона минус фактор вульгарности [12].

– Насколько мне известно, вы приедете? – спросила Алексия.

– Конечно.

– С Шарлоттой?

Генри нахмурился:

– Естественно. Я не привык посещать светские мероприятия в одиночку.

– Разумеется.

Вот оно снова. Потянуло ледяным холодком.

– Мы вернемся из Сицилии за день до этого, но определенно будем на празднике.

После неловкого молчания премьер-министр задал несколько вежливых вопросов о предстоящей поездке Алексии в Париж вместе с Кевином Ломаксом. Министерство торговли тоже имело отношение к сделке с «Рено», хотя все знали о вражде Ломакса с министром внутренних дел.

– Как ваши отношения последнее время? – спросил Генри Уитмен.

– Сердечные.

Все знали, что Кевин жаждал увидеть ее голову на пике, так почему Генри потрудился задать такой вопрос?