Эммануэль Арсан - Эммануэль. Верность как порок

Эммануэль не была похожа ни на одну другую женщину, он встретил ее случайно и тут же влюбился. Он был уверен – как ученый уверен в своем знании, – ничто, ни сейчас, ни позже, не сможет изменить этот свершившийся факт.

Черное тело лежало на красных и черных полосах покрывала. Его очертания сияли на матовом покрывале таким блеском, что на ум приходили самые неожиданные сравнения: комета и ночь, как огонь и пепел.

Стоя, красный Лукас смотрел на черную Эммануэль, лежащую перед ним на кровати, ее ноги свешивались с края ложа. Вагина Эммануэль была открыта для него.

Чтобы убедить себя, что верит в эту красоту, что она – его счастье, его уверенность, он назвал ее невероятной и повторил:

– Невероятная вагина, настоящая вагина, опасная вагина, идеальная вагина.

Он засмеялся и не хотел говорить Эммануэль о причине своего смеха. Тогда уже она начала расхваливать его член.

– Твой член крепок. Твой член – мост, по которому я могу пройти. Твой член – это не кривая линия, это мостовой пролет с прямыми парапетами, связующий между затопленными островами, нашей бесконечностью островов. Для меня он как венецианский мост.

«Только круче моста подвешены ее груди, – подумал Лукас, но не сказал этого вслух, потому что испугался, что Эммануэль вновь заподозрит его в склонности к поэзии. – И тяжесть их прекрасна».

Его губы припали к маленьким красным точкам, возвышающимся на черных вершинах. Его красное тело вновь простерлось на черном теле Эммануэль, и блеск их кожи своей яркостью превосходил матовый рисунок покрывала.

– Теперь, когда ты стал сексуальным маньяком, – сказала Эммануэль, пока они переводили дыхание, – мне уже некогда теоретизировать. Но все же мне хотелось бы в тишине поразмышлять о недостатках твоей системы. Не хочу, чтобы она еще двести или триста лет оставалась на стадии какой-то колымаги, нужна эволюция!

– Слушай, а позицию колымаги мы еще не пробовали, – заметил Лукас с сожалением.

– Прошу тебя, дай мне немного передохнуть, – укорила его Эммануэль. – Вспомни, что в начале вечера ты был в моих глазах неуклюжим ученым. Видя, к чему ты пришел за несколько часов, я должна себя спросить, не стала ли твоя распущенность следствием моего тлетворного влияния?

– Гордячка! – прокомментировал Лукас, держа руки под затылком. – Ну, и что эта теория?

Эммануэль положила свою ногу поверх ноги своего друга и заключила ее в объятия своих бедер, пристроив свою вагину на лобке Лукаса.

– Видишь, у меня хватает средств тебя обнять. Первый вопрос: почему твое изобретение не окрашивает губы? Половые в том числе?

– Потому что эпителий слизистых оболочек отличается от эпителия кожи. По элементарным эстетическим соображениям я сделал так, что моя формула затрагивает только кожные клетки. Ты считаешь это ошибкой?

– Совсем наоборот! Вопрос второй: ты не думал о том, что многие захотят окрасить лишь часть тела? Или нанести разные цвета на разные части: одна рука белая, другая – желтая? Не говоря о том, что наполовину халцедоновое, наполовину бурое лицо, бронзовый торс и серебряные груди вполне могли бы прийтись по нраву какому-нибудь персонажу.

– Я это предусмотрел. Я хочу смешать вещество с лосьоном или кремом, которые наносились бы локально. Однако я должен проследить, чтобы краски не попадали друг на друга: не хочу, чтобы они растекались или ложились неровно.

– Согласна. Постарайся добиться достаточной точности, чтобы я смогла сделать ресницы в шахматную клетку, кружевные уши и подошвы в горошек.

– Без проблем!

– Также тебе следует решить вопрос с антидотом. Я бы хотела сменять цвет в любой момент, а не ждать целый час, как сейчас!

– Хорошо, учту. Какие еще пожелания?

– Пожеланий больше нет, но есть один прогноз. В долгосрочной перспективе люди устанут от обычных цветов. Они захотят окрасить свое тело в какой-нибудь обсидиановый, сардониксовый или агатовый цвета. А потом попросят полный ассортимент из коры деревьев, из чашелистиков, взбитых сливок, колосков, пчелиного меда, лавы, инея, озерной воды, дождя. Появится мода на кожу, имитирующую парчу, мех горностая и белки. Люди захотят иметь шпаги, вытканные на плащах шевалье. Или ноги, которые превращаются в русалочий хвост. Потом настанет черед фасеток и призм, как на глазах насекомых. Кто-то захочет иметь кожу, которая будет похожа на зеркало. Фосфоресцирующая или светящаяся в темноте. И, наконец, когда-нибудь потребуется такая прозрачная кожа, что сквозь нее будет проходить взгляд, а мускулы, нервы и кровеносные сосуды будут видны, как на анатомической иллюстрации.

– Не уверен, что это будет эстетично, – предупредил Лукас.

– Ты прав. Отказывай! Вместо этого создай кожу из рисунков, это поможет миру помечтать. Ты ведь сделаешь одну специально для меня, не так ли?

– Обещаю, – сказал Лукас. – Но дай мне немного времени.

– И ты полюбишь окружающий тебя мир как никто другой ? – спросила Эммануэль. – Знаешь, откуда это? Это пожелание высказал поэт, который не хотел умирать. Хорошие слова. Когда мне было двадцать, я предложила жизни свой вариант: я хотела жить до тех пор, пока свет четырех солнц будет согревать меня. В обмен я буду восхвалять красоту жизни до конца своих дней.

Лукас разделил эмоции, услышанные им в этом обычно таком жизнерадостном голосе. Он обнял Эммануэль за плечи, будто желая не только ее защитить, но и увековечить. Неожиданно она уткнулась лицом в выемку ключицы. Так они сидели молча довольно долго, пока мечтательность не покинула их.

– Марк придет через час, – очнулась она. – Он не должен ждать меня в пустом доме, это некрасиво.

– Но ты же можешь дать мне еще столько прекрасных идей! – запротестовал Лукас.

– Я вернусь, чтобы сначала опробовать твои, – пообещала Эммануэль. – Я стану твоим подопытным кроликом, прекрасным и отважным.

– Ты должна помочь мне придумать названия для моих таблеток. Сам я способен лишь присвоить им номера.

– Действительно, «Формула 8» – это слишком похоже на «Формулу-1».

Но Эммануэль все же откликнулась на просьбу Лукаса:

– Давай разберемся. До этого момента у меня было лишь два цвета кожи: данная мне от рождения и та, которую мне дарили солнечные лучи. Сейчас может показаться, что ты предоставил в мое распоряжение другой способ загара, да и сам загар стал намного разнообразнее по цвету, это уже не золотистый и коричневые оттенки, которые моя кожа приобретает на пляже. Ты стал моим новым солнцем. Нужно подыскать имя, которое будет таким же светлым, как и твое собственное.

Эммануэль напряглась, мысленно перебрала все, что смогла вспомнить из астрономии, и в конце концов предложила: