Хизер Сноу - Любовь неукротимая

Нет. Это был ад. Каждый из этих балов Габриэль люто ненавидел. Но заставлял себя посещать их, так как знал, что только там может найти жену. Когда ему наконец надоедало притворяться и врать самому себе, он признавал, что по-настоящему счастлив стал бы лишь с ней. С Пенелопой.

Но такую тайну Габриэль открыть не смог бы никогда. И никогда не рассказал бы ей правды. Он почувствовал захлестывающую его волну слабости.

– Пен, я больше не могу, – выдохнул он.

– Можешь, – сказала она властно и одновременно сочувственно. – Если чувствуешь, что разговор на данную тему тебя тяготит, просто заведи другую. К этой вернемся позже.

Он беспомощно мотал головой, и Пен решила помочь ему:

– Отвлечемся от войны и всего, что с ней связано. Давай поговорим о твоей жизни до армии. Возможно, это поможет нам найти ключ к разгадке.

Но Габриэль вообще не хотел разговаривать. Он ускорил шаг, и Пенелопа слегка отстала, как ни старалась поспеть за ним.

Вскоре она нагнала его и продолжила:

– Ты так и не рассказал, что именно чувствовал, когда впадал в уныние. Как сильно это тяготило тебя? Это продолжалось день-два или дольше?

Габриэль тяжело вздохнул.

– Нет. Нет! – резко ответил он. – Верно, я впадал в тоску, но ненадолго. И не так уж это было страшно.

– Такое случалось и до того, как ты ушел на войну?

Габриэль задумался, гадая, к чему клонит Пенелопа. Он уже знал ее манеру вести беседу и понимал, что с каждым вопросом она старается докопаться до некой истины.

– Да, бывало. Но не так часто, как после.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь хрустом щебня под ногами. Габриэль взглянул на небо: темное, немного зловещее, предвещающее дождь. Теперь он хотел, чтобы дождь начался: ему необходима была передышка.

Он повернулся к Пенелопе с намерением еще раз предложить направиться к Викеринг-плейс, но ничего произнести не успел.

– А как насчет противоположных эмоций? – спросила она.

Габриэль растерялся, мысли перемешались.

– Что ты имеешь в виду? – уточнил он, непонимающе моргая.

– Я говорю о вспышках веселья, необъяснимой радости. Всплесках энергии, готовности свернуть горы. Возможно, из-за чего-то подобного тебя даже мучили бессонницы.

– Откуда взяться таким эмоциям? – выдохнул он. – Что общего они имеют с войной?

– Ничего.

– Тогда почему ты спросила о них? – с трудом спросил Габриэль.

– Просто так, – буркнула Пенелопа.

Но он не поверил ей. Он помнил, что она сказала в самом начале: она искала разгадку, хотела найти первопричину его приступов.

– Ярко выраженные положительные эмоции – тоже признак безумия? – полюбопытствовал Габриэль.

– Они могут таковыми быть, – пробормотала Пен, не глядя на него.

– Что ж, об этом волноваться не следует. Ничего подобного я не испытывал. Вообще единственный знакомый мне человек, отличающийся повышенными всплесками положительных эмоций, был… – Габриэль внезапно ощутил удушающую тошноту, оставляющую вкус горечи на языке, – Майкл.

Он остановился. Но Пенелопа пошла дальше.

«Пенелопа», – повторил он в мыслях ее имя.

Она остановилась, словно услышала его зов, но не оборачивалась. Когда Габриэль наконец увидел ее лицо, то заметил, как оно побледнело.

Чувство тошноты накатило с новой силой.

– Ты хочешь сказать – мой кузен был сумасшедшим?

– Сумасшедшим? – эхом отозвалась Пенелопа, не в силах добавить что-то еще – мысли в голове перемешались. Габриэль пристально смотрел на нее. – Конечно нет, – выдавила Пенелопа, но она сама слышала: голос звучал неубедительно.

Как беседа могла перейти в такое русло? Пенелопа так радовалась, что ей удалось наконец разговорить своего пациента. Но Габриэлю удалось ухватить самую суть ее вопросов и повернуть их против нее же самой. Она даже не сразу осознала, насколько сильным ударом для нее оказался его вопрос. Пенелопа никогда и ни с кем не говорила о покойном супруге. И не собиралась этого делать.

– Я думаю, хватит на сегодня, – сказала она, радуясь, что голос не дрожит. – Нам уже пора в помещение, пока совсем не замерзли. Передохнешь немного, а после обеда продолжим.

Развернувшись, чтобы отправиться в Викеринг-плейс тем же путем, Пенелопа натянула капюшон, дабы скрыть лицо от Габриэля. С тяжелыми воспоминаниями вновь закровоточили старые раны, давая понять, что боль пережитого еще не прошла. И сейчас ей было просто необходимо остаться одной.

– Нет.

Тон Габриэля оказался столь властным, что Пенелопа волей-неволей остановилась. Он подошел к ней – спиной она чувствовала его близость. Она слышала скрип кожи, шорох ткани, улавливала тонкий аромат шалфея и сандала. Все ее тело содрогнулось.

– Ты ответишь мне. Мой кузен был сумасшедшим?

Теперь Пенелопа дрожала всем телом. Настойчивый и громкий голос Габриэля вызвал ее испуг. Нет, не испуг, вдруг поняла она. Осознание.

Дрожь усилилась. Она ощущала на себе сверлящий взгляд Габриэля.

«Он думает, что я просто не хочу отвечать, – решила она. – Это лучше, чем правда».

Пенелопа пошла дальше.

– Это не относится к делу, – бросила она, ускорив шаг.

– Черта с два! Еще как относится! – крикнул он ей вслед. – Мы с Майклом одной крови! Болезнь может быть наследственной.

Пенелопа не останавливалась. Очень скоро она поравнялась с Картером. Сопровождающий должен был всю дорогу следовать за ними, но он просто сидел на пне неподалеку и дожидался их. Когда Пенелопа прошла мимо, санитар поднялся. Выражение его лица, безразличное и утомленное прежде, сменилось встревоженным, когда он заметил, что Габриэль сильно отстал. Теперь он должен был отыскать его и проконтролировать, чтобы пациент добрался в поместье без происшествий.

– Пенелопа, подожди! – Шаги и голос Габриэля приглушал шорох мантии Пенелопы, однако было заметно, что он торопился догнать ее. Пен услышала и другие шаги и поняла, что Картер также идет за ней. Это хорошо. Габриэль не захочет говорить о своих родственниках в присутствии постороннего.

Но все же леди ускоряла шаг, часто моргая, чтобы избавиться от слез, затуманивавших глаза. Она прекрасно понимала, что пытается сбежать: от Габриэля, от его вопросов о Майкле, от неожиданного греховного интереса к мужчине, бывшего не просто кузеном ее покойного мужа, но и пациентом, которого она обещала вылечить. И который, в конце концов, скорее всего сумасшедший.

Вот почему побег – лучшее, что Пенелопа могла сейчас предпринять. Ей требовалось время на раздумья. Она смахнула очередную слезу. Да, нужно время…

Пенелопа споткнулась обо что-то и невольно вскрикнула. Ей не удалось устоять, и она упала. Ногу пронзила резкая боль. Бедняжка рухнула на землю и не смогла сдержать болезненного стона.