Элоиза Джеймс - Герцогиня-дурнушка

– Могу себе представить… – Тео встала и, подойдя к колокольчику, дернула за шнурок. Она больше не могла выносить столь интимную обстановку. Гораздо лучше перейти в столовую, где она найдет, чем занять руки, и где рядом с ними будут слуги. – И что же тебе довелось повидать? – спросила она, снова усаживаясь на свое место.

Он рассказал ей об огромной рыбе, высоко выпрыгивавшей из воды, рассказал о длинных щупальцах спрута, а также о том, как лучи восходящего солнца вырываются из-за океана, когда вокруг ничего не видно, кроме бескрайней водной глади.

Когда же они перешли в столовую, Джеймс взмахом руки отпустил слуг, стоявших за их стульями. Тео хотела возразить, сказать, что хозяйство в ее доме налажено столь безукоризненно именно потому… И тут она вдруг осознала, что это больше не ее дом.

К счастью, Джеймс задал вопрос о ткачах, и было необычайно приятно рассказывать об этом человеку, проявившему искренний интерес.

Свечи погасли, а они все говорили и говорили. Несколько раз Тео упомянула, что утром покидает дом. Но Джеймс вел себя вполне разумно – ничего общего с грубым свирепым дикарем, схватившим ее в холле. Потом он проводил ее по лестнице наверх, довел до спальни и поклонился как истинный джентльмен. После чего удалился.

И лишь когда Амелия уложила ее в постель, Тео осознала, что немного опечалена. «Неужели летучая рыба – достаточная для него причина, чтобы пропадать столько лет? – думала она. – Какой же дурой я была когда-то». Так или иначе, но мысли о друге детства никогда не оставляли ее. И теперь, когда возмужавший вариант этого друга – такой обаятельный, с изысканными манерами – улыбался ей через стол, она хотела большего. Хотела, чтобы он любил ее так, как когда-то. Но он, очевидно, очень изменился…

Несколько часов Тео пролежала без сна, уставившись в темноту, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Хотя Джеймс сказал, что не заходил в гавань к той принцессе, скорее всего он это сделал. И, судя по его улыбке, «гавань» эта была весьма соблазнительной. С пышными формами, без сомнения.

Тео могла быть обаятельной, вполне возможно, но соблазнительной – никогда. Ее старые мучительные раны разбередились, и к середине ночи Тео пришла к заключению: как бы ни были прекрасны шелка и атласы, в которые она одевалась, она по-прежнему ощущала себя «гадкой герцогиней», и это наводило ужасную тоску и уныние; ее переполняла жалость к себе.

На следующее утро Тео проснулась страшно сердитая, главным образом на себя, хотя немного и на Джеймса тоже. Разве он не мог держаться в стороне и жить своей собственной жизнью со всеми этими золотыми островитянками, с их потайными бухтами… и всем остальным?

А она стала бы счастливой вдовой. Нашла бы мужчину с умными глазами и худощавым лицом. Он был бы сильным, но худым. К тому же очень добрым и хорошо воспитанным. После минутного колебания Тео наделила этого мужчину чуть длинноватым подбородком. Красавец ей был не нужен.

Ей то и дело вспоминалось, как приветливо и благожелательно смотрел на нее Джеймс через стол накануне вечером. И как вежливо и дружелюбно задавал ей вопросы – в точности как доброжелательный дядюшка, c которым она почему-то долго не виделась.

Когда Тео наконец спустилась к ленчу, внизу ее встретил Мейдрон.

– Ситуация возле дома только ухудшилась, – сообщил он, едва поспевая за хозяйкой, устремившейся к столовой. На завтрак Тео выпила лишь чашку горячего шоколада и чувствовала, что очень проголодалась.

– Ухудшилась? – спросила она. Не дожидаясь, когда дворецкий отворит перед ней дверь в столовую, Тео открыла ее сама и вошла.

Джеймс сидел за столом, ел что-то, напоминавшее половинку жареного поросенка, и читал газету. Заметив жену, он поднял голову и встал.

– Прости, что начал без тебя. Я ошибочно подумал, что ты не придешь к ленчу. Решил, что ты поешь в своей комнате.

– Я никогда не ем у себя в комнате, – сказала Тео, с трудом сохраняя спокойствие.

Джеймс приподнял бровь и вопросительно взглянул на Мейдрона. Потом снова посмотрел на жену.

– Выходит, ты не завтракала? Неужели никто в этом доме не понимает, что ты превратишься в высохшего дервиша, если не будешь питаться регулярно?

Слуга выдвинул для нее стул, и Тео опустилась на него. Съев кусочек форели, приготовленной с очень небольшим количеством масла, она почувствовала себя значительно лучше.

А Джеймс больше не говорил ни слова. И он к тому же не перестал читать газету. Если такова и была семейная жизнь, то Тео не хотела для себя ничего подобного. Правила вежливости делают жизнь сносной. А если человек уткнулся в газету, вместо того чтобы вести учтивую беседу, то он может с тем же успехом присесть на корточки перед очагом и, как дикарь, пожирать обуглившиеся куски мяса.

Мейдрон предложил три различных десерта, каждый из которых держал слуга, выступивший вперед одновременно с двумя другими. По крайней мере не все в ее хозяйстве развалилось. Тео указала на грушевый торт.

– Подайте и мне кусок того торта, – протяжно произнес Джеймс с другого конца стола.

Мейдрон, сопровождаемый слугами, обошел стол.

– Зачем все это?… – в раздражении сказал Джеймс. – Не было никакой необходимости подходить сюда. Мне вот тот. – Он указал на торт своей вилкой.

Тео показалось, будто воздух обжигает ей грудь – словно она вошла в кузницу. Но она начала есть свой торт, пытаясь игнорировать тот факт, что Джеймс все еще продолжал читать. И посмеивался во время чтения, не потрудившись сообщить, что его так рассмешило.

– Какая нелепость, – сказал он наконец, подняв голову. Глаза его искрились смехом. – Никогда прежде не видел подобных газет. – Он показал ей страницу: – Здесь никого не называют, только указывают инициалы.

– Скандальные газетенки. Я распорядилась не приносить подобную дрянь в этот дом, – ответила Тео. – Где только ты ее взял?

– Мейдрон послал слугу купить все газеты, – пояснил Джеймс, снова возвращаясь к статье. – Я хотел посмотреть, как описали мое вторжение в Палату лордов. Вульгарное любопытство, вынужден признаться.

– И что же?… – Тео отправила в рот последний кусочек грушевого торта.

– Ее светлость отведает теперь ежевичный пирог, – сказал Джеймс, указывая вилкой на соответствующего слугу.

– Я принимаю подобные решения сама! – вспылила Тео. Она взяла за обыкновение не позволять себе лишнего в отношении сладостей. Но слуга уже положил перед ней кусок пирога. И от него так восхитительно пахло, что она невольно откусила кусочек.

– Почти все эти описания на удивление бессмысленные. К тому же репортеры лишены всякого воображения и рисуют меня просто как дикаря, – сказал Джеймс с оттенком недовольства в голосе. – Статья в «Таун туоддл» – лучшая из всех. По крайней мере они не пожалели усилий.