Крис Кеннеди - Дерзкая

Возможно, удивление оттого, что в таком маленьком костре он обнаружил такой жар, объясняло, почему он не прижал ее сильнее, почему долго думал, не наклониться ли, чтобы коснуться губами этой нежной шейки.

Или, возможно, ему помешал неожиданный треск ветки под чьим-то сапогом? Оглянувшись, он увидел Рая и спросил отрывисто:

– И где же Роджер?

– Надежно привязан к дереву.

Джейми резко отошел от Евы, нечаянно ударив себя по локтю рукоятью меча. У него была уйма кинжалов, закрепленных по всему телу, и он носил кольчугу, которая защищала от любой, кроме разве что самой мощно выпущенной, стрелы.

А на Еве была синяя юбка.

Несколько мелких белых цветочков, которые обрамляли ее лицо, запутались в волосах и, покачиваясь на темных прядях, свисавших до бедер, напоминали маленькие свечки, плывущие вдали по реке.

Что он почувствует, если опустит пальцы в эту реку?

Он ощутил какую-то странную, очень слабую боль в груди, но, оставив ее без внимания, повернулся к Раю, который стоял, скрестив руки, и наблюдал за ним.

В низине над ручьем начали образовываться крошечные полоски тумана и, закручиваясь, тянуться вверх. Двадцать лет дружбы связывали их с Раем, и все двадцать лет друг страдал из-за не всегда обдуманных, но зато непременно полных опасностей действий Джейми.

В восемь лет это были неистовые драки на улицах Лондона, после которых он, хромая, с трудом добирался в еврейский квартал до дома Рая, где его мать врачевала ему раны ласковыми выговорами и горькими настойками, но всегда только что-то одно приносило пользу. Уже с двенадцати лет он выполнял секретные поручения баронов, передавая послания, умел скакать на лошади, а в тринадцать был завербован на службу к королю Иоанну.

И каждый раз друг бросался за него в драку, руководствуясь какими-то своими, не всегда понятными, но очень серьезными соображениями. Джейми был обязан Раю жизнью, ведь именно он, встретив на улице совершенно обессилевшего, униженного, полуживого и мечтавшего лишь об одном: поскорее умереть, – юношу, привел его к себе домой. И в тот день Джейми поклялся вернуть ему долг в тысячекратном размере.

Друг стоял со скрещенными руками и молча ждал, а когда Джейми наконец оглянулся, вопросительно поднял бровь:

– Ты закончил?

Тот лишь пожал плечами и раздраженно буркнул:

– Знаешь, если хочешь заняться чем-то полезным, ослабь подпруги на лошадях, и пойдем посмотрим, что там за хижина и какие еще неприятности нам приготовила Ева.

– Ничего я не приготовила! – возмутилась та.

– Я вам не верю, – сказал Джейми и, обернувшись к Раю, добавил: – Надо держать ухо востро.

Ева шла впереди, раздвигая густые заросли, скрывавшие тропинку, что вела на вершину холма. Слабый свет просачивался через сетчатое покрывало из ветвей, как вода сквозь сито, так что было сумрачно, но не темно.

Она помнила все именно таким: незабываемое прозрачное серое свечение, превращавшееся в расплавленное серебро при яркой луне, зеленые листья, кажущиеся черными в тени, и призрачный пейзаж.

Помнит ли это Роджер? Она не рискнула оглянуться, чтобы понять это. Кто знает, на какие мысли это могло натолкнуть Джейми…

Бледно-зеленый мох, свисавший с ветвей, почти светился в сумерках. По обе стороны тропинки лежали полусгнившие остатки огромных деревьев, поросшие грибами и молодыми побегами. Звуки человеческих шагов скрывал пружинящий ковер из листьев и хвои под ногами.

Наконец они достигли вершины холма, где посреди большой поляны увидели покосившуюся и полуразвалившуюся хижину. Южная стена обвалилась полностью, и то, что осталось от крыши, рухнуло на нее. Остальные три стены, покрытые мхом и грибами, еще стояли, накренившись внутрь.

У Евы сжалось сердце.

Ниже полуразрушенного треугольника стропил имелась маленькая боковая дверь, оказавшаяся неподвластной времени и стихии, – кроме разве что краски. Даже теперь, по прошествии десятилетий, все еще можно было разобрать, что когда-то она была выкрашена в нелепый, вызывающе красный цвет и разрисована черным.

Ева заметила, как ее конвоиры безмолвно обменялись взглядами.

– Это что за чертовщина? – пробурчал Рай. – Похоже на творение ведьмы.

– Нечто подобное Ева сделала со своими ногтями, – заметил Джейми.

– С ногтями? – Рай с любопытством обернулся.

Ева сжала кулаки, спрятав разрисованные ногти, но Джейми просто кивнул в ее сторону.

– Посмотри, если позволит.

Они подошли к развалюхе поближе, и он спросил:

– Что это за постройка?

– Кроме того, что она очень старая, ничего не могу сказать, – ответила Ева, оглядываясь.

– Не можете или не хотите?

– Вы думаете, я обманываю?

– Я в этом уверен, просто пока не понимаю, что вы пытаетесь скрыть.

– На сей раз ошибаетесь. Насколько мне известно, здесь прежде всегда можно было безопасно переночевать.

Его ноги твердо, по-хозяйски, стояли на земле, сильные руки были сложены на груди, в уголках рта играла легкая ироничная улыбка, и во всем облике не имелось ни малейшего намека на расслабленность. Правую бровь Джейми рассекал шрам, и Ева была уверена, что отросшая за несколько дней щетина скрывает немало таких же. Черты его лица были довольно грубыми, нос немного искривлен, как будто когда-то был сломан. Обвешанный оружием, он мог и сам служить таковым. Она до сих пор ощущала, как он схватил ее за горло своей рукой в перчатке. Один бог знает, что его остановило, и он сохранил ей жизнь, – по его глазам ничего нельзя определить: они невероятно красивы, но абсолютно непроницаемы. Сейчас, в меркнущем свете дня, они, наполненные угрозой, приобрели глубокий цвет индиго.

Ева утвердилась в мысли, что Джейми из тех, кто прожил трудную жизнь и теперь хотел что-то получить от нее.

– Похоже, о хижине вы действительно не лжете, – наконец высказался он спокойным, раскатистым голосом. Он обладал разной манерой говорить, но всегда угрожающе.

Список тем, по которым она могла бы солгать, оставался открытым, но ни он, ни она не рисковали его продолжить.

Джейми отправил Роджера собирать валежник, Еве велел сесть, а сам быстро выкопал небольшую, но глубокую ямку возле нее и, бросив ей кремень, который достал из своего мешка, сказал:

– Даже со связанными руками развести огонь вы сможете.

Он ушел, а Ева хмуро уставилась на маленький серый камешек. Вспомнилось, как она не могла развести огонь, чтобы спасти свою жизнь, и было несколько зимних ночей, когда от этого зависело само их существование. О-о, какой стыд! Пятилетний мальчик разводил огонь для тринадцатилетней девушки.

Крепко стиснув зубы и свирепо глядя в вырытую ямку, она угрюмо делала то единственное, на что была способна в настоящий момент: укладывала на дно всякую мелочь для розжига костра – тонкие веточки, сухие листья.