Элин Хильдебранд - Пляжный клуб

Тереза присела рядом.

– Хотите совет от пожилой леди?

– Да вы не старше меня, – ответил он. – Чувствую себя как дряхлый дед.

Тереза поймала свое отражение в зеркале комода и подумала, что если б сейчас ее увидел Билл, он бы поморщился. Он бы сказал: похлопай его по руке и пожелай удачи. Терезе же хотелось помочь.

– Двадцать восемь лет назад я потеряла ребенка. Это был мальчик. Мертворожденный.

Тереза заметила, что Лео невольно подался в сторону.

– Я бы все на свете отдала за то, чтобы иметь хоть одного из ваших сыновей. Они – хорошие, умные люди. Сильные и здоровые. Вы просто обязаны их любить. Вот и все, Лео, любите их, больше от вас ничего не требуется.

– Мне жаль, что вы потеряли сына.

– Мне тоже жаль, – проговорила Тереза. – А еще мне больно видеть, как отец четырех прекраснейших детей изображает осла.

– Я и есть осел, – сказал Лео. – Натуральный ослище. Неудивительно, что жена ушла.

– Прекратите, Лео. Вы – родитель, все, точка.

– А у вас, наверное, есть тайное руководство. Свод правил, как растить детей, – оживился он.

– У меня только одно руководство – двадцать восемь лет беспрерывной тоски о потерянном сыне. Зато я научилась ценить, что имею. Мужа и доченьку, Сесили. – На ее глаза навернулись слезы. – Ступайте, отыщите своих детей, – махнула она.

Лео вышел, Тереза проводила его взглядом. Две слезинки стекли по щекам, и тут в комнату постучали. В дверях стояла Элизабет.

– У вас все в порядке? – обеспокоенно спросила она.

Смахнув слезы, Тереза взглянула на себя в зеркало. Седая прядь в ее рыжих волосах была как дикий крик в пустой детской. Мертвый маленький мальчик. Какой шок она испытала, взглянув на свое отражение после тринадцати часов тяжелых родов. Из зеркала на нее смотрела седая старуха. На эти волосы не ложилась краска, они не держали цвет. Как видно, чтобы она никогда, ни на минуту не смогла забыть о сыне.

В воскресенье за завтраком Лео подошел к Терезе и, понизив голос, произнес:

– А у нас улучшения. По вашему совету я взял назад свои слова об идеальном сыне.

– Вот и молодец, – улыбнулась Тереза.

Лео взглянул на часы и продолжил:

– Коул не плакал уже почти сутки. Новый рекорд. Зато я чувствую себя канатоходцем, который несет на голове целый поднос дорогого фарфора.

– Да, в руководстве по воспитанию детей это называется канатоходно-фарфоровым чувством, – пошутила Тереза. – Все родители такое временами испытывают.

– А еще мы сегодня с Бартом и Фредом устраиваем мальчишник, – продолжил Лео. – Втроем, как настоящие мужики. Сочный бифштекс под красное вино, сигары, все как положено.

– Просто любите своих сыновей, – напомнила Тереза.

– Шанталь останется с малышами. Я заказал им креветки и жареных моллюсков. Только все равно волнуюсь. Вы не могли бы к ним наведаться? А то вдруг Коул заплачет. Вам он доверяет.

– Я с радостью их проведаю.

Лео повертел в руках кофейную чашечку.

– Знаете, у меня из головы не выходят ваши слова. Мне очень жаль, что так случилось с вашим сыном.

– Лео, я ведь не сочувствия ищу, – проговорила Тереза.

– Да, понимаю. – Лео покраснел. – Просто хотел, чтобы вы знали: мне вдруг многое о своей жизни стало понятно.

– Это хорошо, – проронила Тереза. Человек задумался и что-то для себя решил, хотя он никогда не узнает, каково это – держать на руках мертвого ребенка. Счастливец. – А за детишками я присмотрю, – добавила она. – Отдыхайте и ни о чем не беспокойтесь.

Дальнейшие события будут всплывать в ее памяти разрозненными фрагментами. Мужчины Керн при параде: синие блейзеры, белые рубашки, яркие летние галстуки. Они стоят на крыльце при входе в вестибюль и позируют. Шанталь снимает – фото на память. Они стоят, обнявшись, как старые друзья или компаньоны, а может, знакомые по клубу, уж никак не сыновья с отцом. Затем другой снимок: Лео подхватил на руки Коула, а Барт с Фредом баюкают девочку. Тереза наблюдала за ними из окна гостиной, откуда открывался вид на залив, и испытывала при этом необычайную гордость. Она все-таки сумела помочь! Потом – смутное воспоминание о приезде парня из службы доставки. Он привез герметично упакованные коробки с едой. Тереза подумала: «Проверю детей, когда поедят». Сама же направилась обшаривать кухонные шкафы на предмет съестного. При всей свой склонности к чистоте и порядку, как повариха она потерпела полное фиаско, частенько вспоминая с гнетущим чувством, как Сесили, будучи еще девочкой, и уже после, подростком, возмущалась, что в «этом доме совершенно нечего есть». Тереза приготовила два сандвича с домашним сыром и огурцами, подцепила горстку соленых крендельков. Налила бокал шардоне для себя и стакан клюквенного сока для Билла. Взяла напитки, еду и пошла в спальню, где Билл лежал в кромешной темноте с задвинутыми шторами и повязкой на глазах. Было ровно семь.

Тут зазвонил телефон. Тереза поставила тарелки на кровать возле мирно похрапывающего Билла и направилась к аппарату с тайной надеждой, что это Сесили.

Но звонила Тайни, и ее голос, обычно спокойный и невозмутимый, на этот раз резал ухо, точно лопнувшая струна:

– У нас тут беда. Я вызвала «Скорую».

Тереза сбежала вниз по ступенькам, выскочила из дома и бросилась через парковку. Ее юбка разлеталась на ветру. Что? Кто? Все было ясно и так, без вопросов. Материнский инстинкт визжал как сирена: дети Лео Керна.

В вестибюле стояла Шанталь, прижимая к себе Коула. Его руки и ноги, розовые и распухшие, безвольно свесились. Лицо было красным и раздутым, как шар.

Шанталь трясло.

– Он не подавился, я проверила. Я знаю прием Геймлиха, в горле нет инородных тел. Понять не могу, что случилось.

Тереза приняла из ее рук Коула. Оказалось, мальчик довольно тяжел.

– Иди к малютке.

Тереза приложила ухо ко рту мальчика. Он дышал хрипло, с присвистом. Веки опухли – глаз не разлепить.

– Ты меня слышишь? – спросила Тереза. – Ты не спишь? – С улицы донесся вой сирен. – Вызови девушке такси, – велела Тереза Тайни. – И позвони Лео Керну, он в «Клуб-Кар». Я поеду с мальчиком в больницу.

Тереза со своей ношей бросилась навстречу «Скорой». Подскочил парамедик, подхватил мальчика на руки.

– Он без сознания, – сказала Тереза. Кожа Коула приобрела пунцовый оттенок, как у вареного омара. – Он что, умирает?

Водитель «Скорой» распахнул двери, уложил мальчика на носилки и задвинул внутрь.

– Поедете с нами? – спросил он Терезу. – Вы – бабушка мальчика?

– Нет, но поеду, – ответила она. При слове «бабушка» заныло сердце. Подогнув юбку, она забралась в салон, и машина помчалась к центру города.

Врач «Скорой» приподнял пациенту веки.

– У мальчика шок, – сказал он. Накрыл Коула одеялом, измерил давление. Вынул из саквояжа шприц, вонзил иглу в вену.