Фиона Макинтош - Возвращение в Прованс

Такая спокойная жизнь продолжалась уже десять лет, поэтому Лизетта не стала говорить мужу о письме Макса Фогеля, полученном месяц назад. Секретов она не любила, но не хотела ворошить прошлое, вспоминать о Килиане, о погибшей семье Боне, о ненавистном фон Шлейгеле. Война нанесла глубокие раны, оставившие шрамы в душе Люка, и бередить их Лизетта не собиралась, однако считала, что обязана ответить на вопросы Максимилиана. Его доверительная манера обращения вызывала симпатию, а приложенная фотокарточка всколыхнула в Лизетте полузабытые чувства: молодой человек, изображенный на снимке для паспорта, как две капли воды походил на Маркуса Килиана.

Лизетта написала ответ в тот день, когда Люк уехал с детьми за рождественскими подарками, и при первой возможности тайком отправила письмо, хотя секрет, скрываемый от мужа, несколько омрачал ее безмятежное существование. Лизетта откровенно рассказала сыну Килиана все, что могла, и совершенно не желала ничего больше знать о судьбе фон Шлейгеля, надеясь, что он умер – отравился цианистым калием: по слухам, капсулы с ядом были у всех нацистов, служивших в концентрационных лагерях.

Однажды в Париже Сильвия, участница Сопротивления, показала Лизетте такую капсулу, принадлежавшую эсэсовцу, которого застрелили повстанцы. Лизетта никогда прежде не видела этих смертельных пилюль, заключенных в тонкую прорезиненную оболочку, и украла капсулу у Сильвии, боясь, что подруга воспользуется ядом. После окончания войны, когда Люк погрузился в пучину депрессии, Лизетте часто снились кошмары: кто-то надкусывал крошечную ампулу. Лизетта сказала мужу, что выбросила капсулу в море, хотя на самом деле надежно спрятала ее, как напоминание о полной опасностей юности.

– Мам, пойдем скорее, – поторопила ее Дженни. – Ты обгоришь на солнце.

Лизетта с трудом выбралась из плена воспоминаний и сошла с холма во двор, где стояли дистилляционные аппараты.

– Мы вам холодного лимонада принесли, – сказала она сборщикам, столпившимся у жарких перегонных кубов.

– Спасибо, миссис Рэйвенс, – откликнулся один из них. – Сейчас, только последнюю кипу утрамбуем и загрузим.

Лизетта отошла в сторону и, прикрыв рукой глаза от палящих солнечных лучей, с любопытством стала наблюдать за работой. За последние годы ручной труд на ферме сменился машинным; лаванду больше не жали серпами, сборочные комбайны заменяли десяток рабочих; кипы лаванды грузили не в старенький грузовик, а в новые тракторы с прицепами; а вот процесс перегонки и дистилляции остался прежним и требовал пристального внимания. Лизетта вошла в амбар, заполненный пахучими клубами пара. Голова кружилась от пряного запаха лавандовой пыльцы и меда, терпкого аромата нестойких компонентов, испаряющихся из перегонных кубов. Люк и Гарри напряженно всматривались в стеклянную колбу, где капля за каплей собирался драгоценный бледно-золотистый экстракт лаванды. Оборудование для перегонки и дистилляции Люк сконструировал сам, воссоздав и улучшив конструкцию «лебеденка», которым пользовался Якоб Боне в Сеньоне.

– Перерыв! – воскликнула Дженни, подбежав к отцу с братом.

Люк обнял дочку, и вместе они уставились на ароматную жидкость в колбе.

Гарри взглянул на мать и широко улыбнулся.

– Мам, экстракт превосходный!

– Да, – подтвердила Лизетта и строго свела брови. – А теперь все на отдых!

Они вышли во двор, где сборщики готовили очередную кипу свежесобранной лаванды к пропарке.

– Перерыв, перерыв! – сказала им Лизетта. – Гарри, принеси еще кувшин лимонада.

Сын кивнул и быстро взбежал по холму.

Люк торопливо выпил стакан холодного домашнего лимонада и с наслаждением вздохнул.

– Хорошо-то как!

Они с Лизеттой присели на траву в тени раскидистого дуба, чуть поодаль от сборщиков. Люк утер рот рукавом и взглянул на жену.

– Это наш лучший экстракт, – заявил он. – Повезем его в Лондон, на сертификацию.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво сказала Лизетта. – По-моему, запах чересчур насыщенный, даже противно.

Люк рассмеялся и спросил:

– Там лимонад остался?

– Пей, Гарри сейчас еще принесет.

Работники устроили перекур, и Дженни принялась учить их игре в веревочку.

– Так откуда ты знаешь? – спросила Лизетта мужа.

– По опыту… – Люк пожал плечами. – Понимаешь, экстракт настолько чистый и прозрачный, что это сразу говорит о его качестве. Вдобавок, я чувствую свежесть лаванды, в аромате нет ничего вяжущего.

– Ох, а у меня от него голова разболелась, – заметила Лизетта.

– Конечно, он слишком концентрированный, но, если честно, я в жизни не встречал лучшего экстракта.

– Никогда? – изумленно спросила она.

– Никогда, – подтвердил Люк. – Наверное, все дело в белой лаванде. Во Франции ее не признают и для перегонки не используют.

– Похоже, Гарри заслужил благодарность, – улыбнулась Лизетта, обнимая мужа.

– Конечно. Но в первую очередь благодарить надо Сабу. Это она сберегла семена.

Лизетта затаила дыхание – Люк очень редко вспоминал свою приемную семью.

Подошел Гарри с кувшином лимонада, наполнил стакан отца.

– Мам, папа тебе уже сказал? – спросил мальчик.

– О чистоте Гарриного зелья? Он только об этом и говорит, – ответила она.

– Ты не представляешь, как это здорово, – рассмеялся Гарри. – Папа отвезет экстракт в Лондон, на сертификацию, а потом мы будем продавать его во Францию.

– Подумать только! – улыбнулась Лизетта. – Круг замкнулся.

– И в этом – твоя заслуга, – неожиданно сказал жене Люк и победно поднял стакан. – Ребята, у меня есть тост. Давайте выпьем за мою красавицу-жену, которая уговорила меня приехать в Тасманию и выращивала здесь лаванду. Безумный план удался: теперь мы готовы к промышленным поставкам.

– За Лизетту! – дружно воскликнули работники.

– Ох, прекратите! – Лизетта смущенно потупилась.

– Твое здоровье! – сказал Люк. – В июне мы с тобой поедем в Лондон.

Лизетта восторженно ахнула, и Люк лукаво подмигнул жене.

К началу февраля лаванду убрали с полей, семена сохранили для посева на будущий год. Урожай 1963 года еще необходимо было оценить, но самая трудоемкая работа осталось позади. Наступило знойное австралийское лето – время отдыха. Лизетта уговорила Люка отправиться на рыбалку вместе с Томом.

Люк очень не хотел расставаться с семьей, особенно теперь, во время каникул, когда Гарри и Дженни с радостью забросили книжки, а Гарри швырнул свои школьные ботинки через весь двор.

– Ну что, полегчало? – спросила у сына Лизетта.

Тот счастливо закивал.

– А теперь пойди и отнеси их в дом, – рассмеялась она. Гарри очень огорчился, узнав, что отец уезжает рыбачить.

– Что, папы дома не будет? – огорченно спросил мальчик.