Жюльетта Бенцони - Принцесса вандалов

Маркиз де Вард, которого Изабель не видела довольно долгое время, несколько продвинулся в своей дружбе с Мадам и решил воспользоваться праздником, чтобы открыть принцессе свою страсть. Он открыл ее, и, как пишет госпожа де Лафайет, принцесса «не совсем ее отвергла». Изабель оказалась снова наперсницей Генриетты. Ее привилегированное положение, долгие разговоры с принцессой вызвали зависть, во-первых, у Франсуазы Атенаис де Рошешуар, бывшей фрейлины Мадам, которая недавно вышла замуж и стала теперь маркизой де Монтеспан и которая никогда не любила герцогиню де Шатильон. А во-вторых, у графини д’Арманьяк, которая, по отзыву все той же госпожи де Лафайет, «охотно употребляла ту малую толику мозгов, какая была отпущена ей природой, на то, чтобы делать людям зло». Эти две дамы задумали уронить Изабель в глазах королевы-матери, а главное, погубить ее в глазах Месье. Во втором случае это оказалось легче легкого: достаточно было шепнуть ревнивому Филиппу, что герцогиня взяла на себя роль посредницы между любовниками. Впрочем, скорее всего, это было не так уж далеко от истины…

Было или не было, но Месье страшно разгневался и заявил, что закрывает герцогине доступ в покои своей супруги.

А если говорить о ссоре, то ссора была оглушительная. Ни один из супругов, которые так не подходили друг другу, не собирался уступать и сдаваться. Анна Австрийская заперлась у себя и не пожелала участвовать в «семейных, — как она выразилась, — размолвках». Карл II Английский, которого не замедлил известить о своих неприятностях Котенок [37] Так Карл II ласково называл свою сестру. ( Прим. авт. ) , тоже внес свою лепту в разгоревшийся пожар. Памятуя о своей юношеской влюбленности, он написал о самых дружеских чувствах и полном доверии к госпоже герцогине де Шатильон. Месье взвился до потолка.

Похоже было, что в доме Орлеанов вот-вот начнется открытая война, дом разделится на враждующие партии, и придворные будут вынуждены сделать выбор, на чьей стороне стоит каждый из них. Однако Людовик, утомленный нескончаемыми дрязгами, стукнул кулаком по столу и вынес вердикт: госпожа де Шатильон остается на своем месте при Мадам, и ей приносят извинения.

Не тронул он и ее обвинительниц. Госпожа д’Арманьяк заслужила снисхождение короля только потому, что была заодно с маркизой де Монтеспан, а маркиза была лучшим украшением двора. Сколь бы ни был король увлечен нежной Лавальер, он не мог не отдавать должного царственной маркизе. Что касается Изабель, то, после всех неприятностей, она вновь была в фаворе и еще большем, чем раньше.

Пока французский двор интриговал, Кристиан Мекленбургский трудился не покладая рук, добиваясь своего счастья. Он наконец получил от папы обещание, что его первый брак будет расторгнут, как только он торжественно и прилюдно отречется от протестантской веры и перейдет в католическую в присутствии кардинала Антония, который специально для этого прибыл из Рима. Отречение свершилось в Париже в резиденции папского нунция в присутствии множества епископов и нескольких важных гостей. Затем вновь обращенный прошел через таинство крещения и получил новое имя Людовик, которое избрал для себя в честь короля Франции, выслушал мессу и приобщился Святых Даров. После чего состоялся праздник, который почтила своим присутствием королевская чета. А на следующий день после этого в Сен-Шапель в Венсене кардинал прочитал папское послание, одобренное и утвержденное императором. Папа отпускал герцогу грех, который он навлек на себя, женившись на своей двоюродной сестре, что было запрещено церковью. Брак этот признавался недействительным, герцог от него освобождался и был свободен вступить в новый брак с любой дамой католического вероисповедания, которую он для себя изберет.

Больше никаких препятствий на пути к браку с Изабель не стояло. Жених, невеста и два нотариуса должны были теперь составить брачный контракт. В довершение обретенного счастья король пожаловал герцогу цепь ордена Святого Духа, что являлось величайшей честью. И двадцать пятого декабря, в день Рождества Христова, новому кавалеру ордена было поручено держать блюдо со святыми облатками во время торжественной мессы, которая была великолепна.

Жених и невеста сияли. Брачный контракт был готов. Оставалось только сделать оглашение и назначить день свадьбы.

Но именно на это времени и не хватило!..

Изабель никогда не забудет январского утра, когда Кристиан явился к ней в полном военном обмундировании и сказал, что пришел попрощаться.

— Попрощаться? Но скажите, куда вы уезжаете в таком грозном виде?

— В Шверин, дорогая. Я получил тревожные известия. Шведы взяли в руки оружие и готовы напасть на Мекленбург. Я еду защищать свою родину.

— Вы отправляетесь в сражение накануне нашей свадьбы? Но у вас есть кузены, зятья, есть другие Мекленбурги! Разве они не могли бы взять на себя этот ратный подвиг?

— Надеюсь, что смогли бы, но мне было бы неспокойно.

— Вчера король принимал вас с почестями, какие положены самодержавному государю. Король Франции любит вас, объявить вам сейчас войну значит объявить ее и Его Величеству. Неужели эти шведы ничего не боятся?

— Они готовы на все, лишь бы помешать нашему браку, но не беспокойтесь, сердце мое, у них ничего не выйдет. Я предпочту смерть с вами, чем трон без вас! — прибавил он торжественно, взял Изабель в свои объятия и запечатлел прощальный поцелуй.

На это восторженное уверение Изабель ответила молчанием, приписанным ее суженым буре чувств, какая бушевала у нее в груди, так как она тяжело дышала. Но Изабель не испытывала ни малейшего желания умирать ни вместе с Кристианом, ни с кем бы то ни было другим. С самой собой Изабель никогда не лукавила и прекрасно знала, что относится к будущему супругу весьма сдержанно и никогда бы не вышла за него, будь он средней руки дворянином. Почему она так и не полюбила его? Во-первых, несмотря на свою страсть к праздникам и развлечениям, он был тугодум, рассеян и постоянно забывал что-то важное. А во-вторых, — и это тревожило ее гораздо больше, — те любовные излияния, какие иной раз она позволяла ему, не погружали ее в то счастливое опьянение, какое она пережила со своим дорогим Гаспаром, герцогом де Немуром или Конде. И о своей будущей брачной ночи она думала с немалыми опасениями. Даже в поцелуях жениха было что-то раздражающе унылое, он словно бы всасывался в нее, и от него постоянно пахло пивом. А пиво Изабель терпеть не могла…

— Только не говорите мне, что любите этого вандала-медведя! — воскликнул де Конде, обращаясь к Изабель. Он не скрывал, что ее замужество огорчает его до крайности. — А что касается меня, то я не желаю отказываться от тех сладостных и потаенных часов, какие мы проживаем вместе, если вдруг одиночество начинает нас тяготить! Мне кажется, я никогда не перестану желать вас!