Кристина Брук - Мой прекрасный негодяй

– Вы опоздали, – произнес Том, подавив зевок. – Бен уже отвез ее домой.

– Что? – Отвернувшись, Давенпорт провел рукой по волосам. Затем снова резко развернулся и спросил: – Не оставила ли она для меня что-нибудь? Записку, сообщение, все, что угодно?

Его собеседник, по-видимому, тщательно обдумал вопрос прежде, чем ответить:

– Нет.

Дверь захлопнулась перед самым носом Давенпорта.

Его первым побуждением было тут же помчаться в Линкольншир и умолять Хилари принять его обратно, однако он заставил себя остановиться и подумать. Когда-то он умел обдумывать каждый свой шаг со всех сторон.

Она назвала его тогда трусом. Человеком, который боялся любить.

Давенпорт отшвырнул ногой попавшийся ему на пути камешек. Нет, он вовсе не боялся любить. Он ведь любил ее, разве не так? Разумеется, так. То метание из крайности в крайность, которое он испытал за последние дни, могло быть следствием либо безумия, либо любви, а он пока еще не был готов отправиться в Бедлам.

Он обожал ее. Говорил, что любит ее. Заставить себя произнести эти слова для него было сродни подвигу, однако он сделал это – ради нее. Но, как оказалось, этого было недостаточно.

Ему необходимо было оценить положение, прежде чем седлать лошадь и бросаться за ней следом. Он нуждался в некоей перспективе на будущее. Кроме того, он нуждался в помощи. И он знал в точности, где может найти и то и другое.

Глубоко вздохнув с тревогой и ощущением неизбежности, он написал Сесили, Розамунде, Лидгейту, Бекингему и Ксавье, прося их собраться на военный совет. Еще немного поразмыслив, он послал также за леди Арден и герцогом Монфором.

– Вам письмо, мисс.

– Благодарю, Ходжинз.

Хилари наблюдала за удалявшимся слугой с искоркой в глазах. С тех пор как она убедила своих братьев приобрести для Ходжинза новую одежду и дать официальное звание дворецкого, она заметила в нем явную перемену к лучшему – как в его манере держать себя, так и в отношении к ней.

Хилари сумела изменить и многое другое в Ротем-Грейндже. Огромная стая собак больше не рыскала по всему дому, а содержалась в библиотеке, бывшей владением ее братьев. После своей недавней поездки в Лондон Том и Бенедикт вошли во вкус и проводили больше времени в столице, чем дома, что ее вполне устраивало. Возможно, поставленное ею условие – принимать у себя женщин только в ее отсутствие – имело к этому некоторое отношение.

Сама же она была занята тем, что приводила в порядок домашнее хозяйство и даже уговорила Тома оплатить самые неотложные ремонтные работы.

Однако в течение дня не было ни минуты, когда она не ощущала бы боль утраты – боль, терзавшую ее с особенной остротой с тех пор, как она убедилась, что не носит под сердцем ребенка Давенпорта. А ведь ей следовало благодарить за это небеса – подумать только, какой катастрофой это могло бы обернуться!

Хилари не оставалось ничего другого, как продолжать вести прежнюю жизнь и стараться обернуть сложившееся положение себе на пользу. Похоже, ее дурная слава еще не успела проникнуть в этот уголок мира, судя по многочисленным предложениям дружбы со стороны местных жителей, за которые она хваталась обеими руками. Пребывание в Лондоне, каким бы коротким оно ни было, многому ее научило. Ей нравилось думать, что общение с Давенпортом сделало ее мягче, что теперь она не следила так тщательно за каждым своим словом или поступком и не судила так же строго других. Кому, как не ей, было знать о человеческих слабостях?

Впервые в жизни у нее появились друзья. Настоящие друзья, которым она доверяла и которые не отказались бы от нее, даже если бы слухи о ее запятнанной репутации добрались до Линкольншира. В ее представлении искренняя симпатия этих добрых людей только подчеркивала фальшь и неискренность, которые она встретила среди Уэструдеров. Вот уже целый месяц о них не было слышно ни слова. Должно быть, они презирали ее из-за ее падения. Впрочем, этого и следовало ожидать.

Все же ее сердце оказалось не настолько циничным и отказывалось разочаровываться в людях. Она все еще верила, что сумела заслужить особое расположение семьи Давенпорта. Когда они покинули ее, она была очень огорчена, но понимала причину.

С помощью ножика, лежавшего на письменном столе, Хилари вскрыла послание, которое вручил Ходжинз. Две маленькие карточки, выпорхнув из конверта, упали на пол. Письмо было от Сесили, и в нем говорилось:

«Дорогая Хилари,

Давенпорт строго запретил нам писать вам – до сегодняшнего дня, – поэтому надеюсь, что Вы извините нас за столь продолжительное молчание. Мы все были ужасно огорчены, когда Вы убежали, не сказав никому ни слова, но если мой дорогой братец, как обычно, вел себя возмутительным образом, кто вправе Вас осуждать?

Только теперь мы оказались в затруднительном положении. Леди Арден достала для Вас пригласительные билеты на бал в «Олмак», как Вы сами видите…»

Ахнув, Хилари подобрала две карточки, выпавшие из письма. На одной из них была покрытая кляксами красная печать и подпись: «М.С.». Там было написано:

Дамский пригласительный билет

Доставить:

Мисс Хилари Девер

На посещение балов по средам

в апреле 1819 года.

В этом апреле оставалась всего одна среда…

– В чем дело, мисс Хилари? – спросила Трикси. – Вы бледны как смерть.

– Нет, спасибо, со мной все в порядке, – пробормотала Хилари рассеянно.

Милая Трикси! Как она будет поражена, узнав, что они отправляются на бал в «Олмак»!

Девушка взглянула на другой пригласительный билет и увидела на нем нацарапанное черными чернилами имя Давенпорта.

– Он сделал это. – Изумление, смешанное с радостью, переполняло ее, пока она перечитывала снова и снова надпись на билете. – Он сделал это! – Хилари вскочила с места, схватила за руку Трикси и закружилась по комнате в неистовой джиге [12].

Едва она отпустила горничную, Трикси поднесла руку к груди. Щеки ее горели румянцем, глаза сверкали:

– Значит ли это, что мы снова едем в Лондон, мисс Хилари?

При упоминании о Лондоне радостное возбуждение Хилари немного улеглось, уступив место осторожности. Она пыталась успокоиться, однако бабочки в ее животе по-прежнему весело метались из стороны в сторону.

– Пока не знаю. Погоди, дай взглянуть…

Дрожащей рукой она опять взялась за письмо и залпом проглотила остаток послания Сесили:

«Вам будет приятно узнать, что неприятности, которых мы опасались со стороны известного Вам лица, теперь уже не представляют проблемы. Вы вольны вернуться к нам в любое время – более того, Вас встретят с распростертыми объятиями. Вам не следовало убегать, дорогая Хилари. Если бы Вы знали Уэструдеров лучше, то поняли бы, что если мы хотим чего-то добиться, то всегда получаем свое!