Анна Тодд - После ссоры

Я не могу, я отказываюсь провести еще один день в слезах из-за лживого парня в татуировках, который меня больше не любит.

Спускаюсь и вижу, как Лэндон откусывает огромный кусок круассана, пачкая губы сливочным сыром и облизывая их языком.

– Доброе утро! – Он улыбается, вид у него здоровый и радостный.

– Доброе, – отвечаю я и наливаю себе стакан воды.

Пока я пью, он не отрывает от меня взгляд.

– В чем дело? – наконец интересуюсь я.

– Ну… ты… отлично выглядишь, – говорит он.

– Спасибо. Я решила принять душ и восстать из мертвых, – шучу я, и он неуверенно улыбается в ответ – видимо, думает, вдруг я тронулась умом? – Серьезно, все в порядке, – уверяю я, и он доедает круассан.

Я тоже подогреваю себе круассан, а Лэндон продолжает пялиться на меня так, словно я животное в зоопарке.

– Ну, я готова, – говорю я после завтрака.

– Тесса, ты сегодня замечательно выглядишь! – восклицает Карен, появляясь на кухне.

– Спасибо, – улыбаюсь я ей.

Сегодня я впервые постаралась привести себя в порядок, чтобы действительно прилично выглядеть. Последние восемь дней я явно забывала о своей привычной опрятности. Сегодня я чувствую себя собой. Новой собой. Обновленной после периода под названием «Хардин». Девятый день – мой день.

– Прекрасное платье, – снова делает мне комплимент Карен.

Желтое платье, которое Триш подарила мне на Рождество, отлично сидит и при этом выглядит вполне повседневным. Я не собираюсь снова повторять свою ошибку и идти на занятия на каблуках, так что выбираю простые слипоны без шнурков. Волосы я забрала наверх, выпустив пару прядей у лица. Макияж легкий, но думаю, мне так идет. Когда я проводила подводкой коричневую линию по нижнему веку, глаза слегка заслезились… да, во время упаднического периода наведение красоты не входило в список моих обязательных дел.

– Спасибо большое, – снова с улыбкой благодарю я.

– Удачного дня. – Карен явно удивлена и рада, что я вернулась к нормальной жизни.

Видимо, вот каково иметь заботливую маму, которая провожает тебя на занятия с добрыми пожеланиями. Маму, совершенно не похожую на мою.

Моя мать… Я не отвечала на ее звонки и правильно делала. С ней я точно не хотела говорить, но теперь, когда я могу снова спокойно дышать, не желая вырвать сердце из груди, мне и самой хочется позвонить ей.

– Кстати, Тесса, ты поедешь с нами в воскресенье к Кристиану? – спрашивает Карен, когда я уже подхожу к двери.

– В воскресенье?

– На ужин, который они устраивают в честь переезда в Сиэтл, – говорит она так, как будто я должна об этом знать. – Разве Кимберли тебе не сказала? Но если ты не хочешь идти, они поймут, – уверяет она.

– Нет-нет, я хочу пойти. Поеду вместе с вами, – улыбаюсь я.

Я готова. Готова быть среди людей, общаться, не боясь сорваться. Подсознание молчит впервые за девять дней, и я благодарю Карен, а потом спешу вслед за Лэндоном.

Погода будто отражает мое настроение: на улице солнечно и довольно тепло для конца января.

– Ты идешь в воскресенье? – спрашиваю я, когда мы садимся в машину.

– Нет, я же сегодня уезжаю, забыла? – отвечает он.

– Что?

Он смотрит на меня, подняв брови.

– Я еду в Нью-Йорк на выходные. Дакота переезжает в новую квартиру. Я говорил тебе пару дней назад.

– Извини, надо было уделить тебе хоть немного внимания, а не думать все время о себе, – говорю я.

Поверить не могу, что я была так зациклена на своей боли и не запомнила, как он говорил о переезде Дакоты.

– Ничего, все в порядке. Я лишь вскользь об этом упомянул. Не хотел хвастаться, когда ты была… ну, понимаешь.

– Была как зомби? – заканчиваю я за него.

– Да, как очень страшный зомби, – смеется он, и я улыбаюсь в ответ – пятый раз за девять дней. Это приятно.

– Когда ты вернешься? – спрашиваю я Лэндона.

– В понедельник утром. Пропущу пару по религиоведению, но приду сразу после нее.

– Ух ты, здорово! Наверное, Нью-Йорк – потрясающий город. – Я бы хотела сбежать, выбраться отсюда хоть на какое-то время.

– Я волновался, смогу ли поехать и оставить тебя здесь одну, – говорит он, и меня наполняет чувство вины.

– Не волнуйся! Ты и так уже много для меня сделал, пора позаботиться и о самом себе. Я не хочу, чтобы ты лишал себя чего-то из-за меня. Извини, что заставила тебя сомневаться в твоей поездке.

– Это не твоя вина, а его, – напоминает он, и я киваю.

Я надеваю наушники и вижу, как Лэндон улыбается.

На религиоведении профессор Сото предлагает нам тему боли. На мгновение я готова поклясться, что он сделал это специально, чтобы меня помучить, но когда начинаю писать о том, как боль иногда заставляет людей повернуться к вере и Богу или отвернуться от нее, я понимаю, что благодарна ему за эту пытку. Моя запись в дневнике полна мыслей о том, как боль может изменить человека, как она может сделать его сильнее и что для этого необязательно нужна вера. Человеку нужен он сам. Нужно быть сильным и не позволять боли повлиять на тебя.

Перед йогой отправляюсь выпить кофе, чтобы набраться сил и энергии. По дороге к спортивному залу я прохожу мимо корпуса естественно-научных исследований и вдруг думаю о Зеде. Интересно, он сейчас здесь? Думаю, да, но я даже не представляю, какое у него расписание.

Недолго думая, захожу в его корпус. До йоги остается мало времени, а до зала отсюда идти минут пять.

В большом холле я оглядываюсь. Как я и думала, тут полно растений. Конечно же, весь потолок залит светом, отчего кажется, будто его здесь вообще нет.

– Тесса?

Поворачиваюсь и вижу Зеда – на нем лабораторный халат и плотные защитные очки, поднятые наверх.

– Привет… – говорю я.

Он улыбается.

– Что ты здесь делаешь? Поменяла специальность?

Мне нравится видеть, как скрывается за зубами его язык, когда он улыбается, – всегда нравилось.

– Вообще-то, искала тебя.

– Меня? – изумленно спрашивает он.

Девять дней.

Прошло девять дней с тех пор, как я разговаривал с Тессой. Я не думал, что смогу прожить без нее хоть день, не считая уж гребаные девять дней. Такое чувство, что прошла уже тысяча дней, и с каждым часом боль становится все сильнее.

Когда тем вечером она ушла, я все ждал и ждал, когда я услышу ее шаги, ждал, что она ворвется и начнет кричать на меня. Но она не пришла. Я сидел на полу и все ждал. Она так и не вернулась.

Я допил остававшееся в холодильнике пиво и разбил бутылки о стену. На следующее утро, когда я проснулся и увидел, что ее нет, собрал манатки и сел на самолет, чтобы выбраться из этого гребаного Вашингтона. Если бы она хотела вернуться, то вернулась бы тем же вечером. Мне надо было вырваться отсюда и побыть в другом месте. Все еще дыша перегаром и не сменив грязную белую футболку, я поехал в аэропорт. Я не стал заранее звонить матери: вряд ли я помешаю каким-то ее планам.