Анна Тодд - После ссоры

Я вдруг заметил, что стал мечтать. Представляешь, я – и мечтать? О том, как могла бы сложиться наша с тобой жизнь. Я мечтал, что ты будешь сидеть на диване и читать книгу, положив ноги мне на колени. Не знаю почему, но я не мог выкинуть из головы эту картину. Это просто изводило меня – я так хотел быть с тобой, но знал, что ты никогда не будешь чувствовать ко мне того же. Я угрожал всем, кто сидел с тобой на занятиях, угрожал Лэндону ради того, чтобы просто быть рядом с тобой. Я все время повторял себе, что делаю это лишь для того, чтобы выиграть спор. Да, я врал самому себе, потому что не был готов признать правду. Я занимался какой-то безумной хренью, чтобы еще больше усилить свою одержимость. Я отмечал в книгах цитаты, которые напоминали мне о тебе. Знаешь, какую я подчеркнул первой? «Он сошел вниз, избегая подолгу смотреть на нее, как на солнце, но он видел ее, как солнце, и не глядя» [4].

Я понял, что люблю тебя, когда начал выделять эти чертовы цитаты в романе Толстого.

Когда я при всех признался тебе в любви, я говорил искренне – просто был слишком упрямым идиотом, чтобы самому поверить в это, когда ты ушла. В тот день, когда ты сказала, что любишь меня, я впервые почувствовал, что есть надежда – надежда в этой жизни для меня. Надежда для нас. Не знаю, почему я продолжал причинять тебе боль и так с тобой обращаться. Я не стану тратить время на поиски оправдания, потому что у меня его нет. Я полон лишь низких инстинктов и дурных привычек, но я борюсь с ними ради тебя. Я знаю лишь одно: ты делаешь меня счастливым, Тесс. Ты любишь меня, хотя не должна любить, и ты нужна мне. Всегда была нужна и всегда будешь. Когда на прошлой неделе ты ушла, меня это просто убило, я потерялся. Совершенно потерялся в этой жизни без тебя. У меня было свидание. Я не хотел говорить тебе, но не желаю из-за каких-то недомолвок снова тебя потерять. Это даже нельзя назвать свиданием. У нас ничего не было. Я думал поцеловать ее, но остановился. Я не мог целовать ее, не мог целовать никого, кроме тебя. Она оказалась занудой и никак не могла сравниться с тобой. Никто и никогда не сможет с тобой сравниться.

Понимаю, что, возможно, теперь уже слишком поздно, ведь ты знаешь обо всех мерзких поступках, которые я совершил. Я могу лишь молиться, чтобы, прочитав это, ты все так же продолжала любить меня. Но если нет, я пойму. Ты можешь найти кого-то получше. Я никакой не романтик, и не стоит ждать, что я напишу тебе стихи или спою песню.

Меня даже нельзя назвать добрым.

Не могу обещать, что я снова не сделаю тебе больно, но я клянусь, что буду любить тебя до конца своих дней. Я ужасный человек, и я тебя недостоин, но надеюсь, что ты дашь мне шанс, и я сумею завоевать твое доверие. Прошу прощения за всю ту боль, что причинил тебе, и пойму, если ты не сможешь простить меня.

Извини. Не ожидал, что письмо получится таким длинным. Видимо, за свою жизнь я налажал даже больше, чем думал.

Я люблю тебя. И всегда буду любить.

Хардин

Я сижу и изумленно смотрю на письмо, затем дважды перечитываю его. Не знаю, что я ожидала узнать, но уж точно не такое. Как он может считать себя неромантичным? Браслет с подвесками на моем запястье и это прекрасное – пусть и тревожное, но все же прекрасное – письмо доказывают обратное. Он даже процитировал первый абзац письма Дарси к Элизабет.

Теперь, когда Хардин открылся мне, я чувствую, что люблю его еще больше. Он сделал много всего, на что я никогда не пошла бы, он причинил боль стольким людям – но для меня самое главное, что он больше так не поступает. Он часто вел себя отвратительно, но я не могу не замечать, как он пытается показать мне, что меняется – что пытается измениться. Что он любит меня. Не совсем приятно это признавать, но в его нежелании волноваться о ком-то другом, кроме меня, есть своя романтика.

Я все еще смотрю на письмо, когда вдруг раздается стук в дверь спальни. Я сворачиваю бумагу и убираю ее в нижний ящик комода. Я не хочу, чтобы Хардин попытался порвать или выкинуть письмо после того, как я его прочитала.

– Заходи, – говорю я и подхожу к двери.

Он входит, опустив взгляд в пол.

– Ты уже…

– Да… – Я поднимаю его подбородок, чтобы он посмотрел на меня, – обычно он делает так со мной.

Его покрасневшие глаза полны печали.

– Это было глупо… я же знал, что не надо… – начинает он.

– Нет. Вовсе не глупо. – Я убираю руку, но он не отводит взгляд. – Хардин, в этом письме – все то, что я так давно хотела от тебя услышать.

– Прости, что заставил тебя так долго ждать и что не сказал, а написал это… Так было легче. Говорить об этом вслух у меня не очень получается.

Его усталые ярко-зеленые глаза красивы даже с покрасневшими белками.

– Я знаю, что не очень.

– Ты… нам стоит об этом поговорить? Или тебе понадобится еще время, раз ты узнала, какой я на самом деле хреновый человек? – Он хмурится и опять опускает взгляд.

– Ты не такой. Ты был… Ты сделал много всего… много всего ужасного, Хардин. – Он кивает в ответ. Даже несмотря на все его прошлое, я не могу видеть, когда он так злится на самого себя. – Но это не значит, что ты плохой человек. Ты сделал немало ужасных вещей, но ты больше не такой.

Он поднимает на меня взгляд.

– Что ты сказала?

Я беру его лицо в ладони.

– Я сказала, что ты больше не такой, Хардин.

– Ты правда так думаешь? Ты прочитала все, что я там написал?

– Да, и то, что ты рассказал об этом, доказывает мои слова.

Судя по его прекрасному лицу, он явно в смятении.

– Почему ты так говоришь? Я не понимаю – ты хотела, чтобы я дал тебе свободу, и теперь ты прочитала все это дерьмо обо мне и все равно говоришь такое? Я не понимаю…

Я провожу пальцами по его щекам.

– Я прочитала, и теперь, когда я знаю обо всем, что случилось, мое решение не изменилось.

– Вот как… – Его глаза блестят от слез.

Мысль о том, что он снова будет плакать и тем более в моем присутствии, причиняет мне боль. Судя по всему, он не понимает, что я имею в виду.

– Пока тебя не было, я уже приняла решение. И, прочитав твое письмо, чувствую себя еще более уверенной в своем желании остаться с тобой. Я люблю тебя, Хардин.

Хардин берет меня за руки и держит пару секунд, а потом обнимает так, словно я могу исчезнуть, если он разомкнет объятия.

Как только я сказала, что хочу остаться, то почувствовала, насколько легче мне от этого стало. Больше не придется беспокоиться из-за того, что нас будут преследовать призраки прошлого Хардина. Мне больше не придется ждать, что кто-то сообщит мне очередную ошеломляющую новость. Я знаю все. Я наконец узнала все, что он скрывал. Не могу не вспомнить фразу: «Иногда лучше оставаться в темноте, чем быть ослепленным светом». Но вряд ли так можно сейчас сказать обо мне. Меня беспокоит все, что он наделал, но я его люблю и поэтому решила, что его прошлое больше не должно влиять на нас.