Линдси Келк - Я люблю Лондон

– Это ты о Луизе? – Дженни повернула ко мне голову. – И о ребенке?

– Нет, я спрашиваю, все ли в порядке у тебя, – повторила я. – У тебя довольно долго были… резкие перепады настроения, а сейчас ты вся такая деловая, сосредоточенная. Мне казалось, готовиться к свадьбе означает объедаться кексами и вовсю веселиться, а не кричать друг на друга на улице.

– Стало быть, дело все-таки в Луизе?

– Я хочу, чтобы вы поладили, – сказала я, тщательно подбирая слова. – Но больше всего я хочу, чтобы ты развлекалась. Я хочу, чтобы нам всем было весело.

– В среду устроим девичник после того, как купим платья подружек невесты, – пожала плечами Дженни, будто не понимая, о чем я. – Тогда и повеселимся.

Лучше некуда – веселье будет по графику. Я и так злилась на Алекса за то, что он ушел без меня. Не то чтобы я не могла позвонить и увязаться следом, но навязываться не хотелось. Я никогда не падала никому на хвост; я для этого слишком ленива.

– Я сварю кофе. – Дженни встала и прошла мимо меня в кухню. – Вернее, то, что твои родители называют кофе. Будешь?

Я покачала головой, дождалась, пока на кухне из крана польется вода, и тихонько подобралась к ноутбуку. Да, на мониторе действительно были свадебные фотографии. Только мне хотелось бы увидеть другого жениха вместо Джеффа. Меня не покидало ощущение, что недавняя зимняя свадьба бывшего бойфренда Дженни в Нью-Йорке стала своего рода стимулом для скоропалительной свадьбы в английском саду близ Лондона. Дженни действительно повела себя странно. Она с головой ушла в подготовку, лишь бы не думать о Джеффе, однако в результате замкнулась в эдаком противном злобном коконе. Я отвернулась от монитора и пошла в кухню, надеясь найти в подруге что-нибудь, кроме зависти к невесте. Для мерзавца и придурка Джефф закатил удивительно стильную свадьбу. Правда, его миссис и в подметки не годится моей Лопес.

– Я точно не вытащу тебя на коктейль? – Последние сорок восемь часов Дженни не пила ни капли, что было просто уму непостижимо. – Сходим хотя бы в паб за углом, зальем чем-нибудь истерию.

– У тебя истерика? – Она резко повернулась, и гранулы лиофилизированного кофе разлетелись по безупречно чистому, вымытому со «Свифтом» полу моей матери. – Ты что? Не вздумай!

– Да нет у меня никакой истерики! – поспешно заверила я. – Я имела в виду свадебную истерию. Давай хотя бы бутылку вина откроем!

– Я не могу пить за работой! – Дженни с облегчением схватилась за сердце и налила себе чашку очень крепкого и неаппетитного кофе. – И ты это прекрасно знаешь.

В свою защиту скажу, что насчет этого я была не в курсе. Наоборот, по словам Эрин, Дженни обожала пить за работой. Или работать, когда выпьет. К тому же сейчас она не на работе. Я же ей не плачу (по крайней мере я очень надеялась, что Дженни занялась моей свадьбой из чистого энтузиазма). У меня все деньги в важных инвестициях. Вроде туфель.

– Но ведь мы, строго говоря, не работаем, – сказала я, стараясь как можно тактичнее выделить «строго говоря». – Мы же вроде как приехали отдыхать. Можно и расслабиться немного.

Дженни поставила чайник и повернулась ко мне с видом, будто ей предстояло объяснить что-то очень сложное кому-то очень глупому.

– Энджи, дорогая, отдых перестал быть отдыхом, когда ты попросила меня организовать тебе свадьбу за шесть дней. Ты хочешь напиться или выйти замуж?

Вопрос показался мне идиотским. Я хотела напиться, потом выйти замуж и снова напиться. Что тут невозможного?

– Вот чего я точно не хочу, так это чтобы ты целую неделю корпела над схемами и таблицами, – ответила я как можно дипломатичнее. – Работа ведь в этом и заключается.

– Я в порядке. – Дженни помешала свой кофе ручкой и принялась сыпать в чашку целую гору сахара. Я почуяла неладное. – В полном порядке. Ты мне дай все нормально организовать, о’кей? Я через пару часов уже закончу – на сегодня осталось только позвонить какому-то Карлуччио – насчет облуживания, и мы сможем поговорить о сувенирах гостям.

– Дженни! – Пришло время пускать в ход крупный калибр. – А где твоя одежда?

Она застыла на месте. Сахар продолжал сыпаться в чашку.

– Я искала себе что-нибудь, а твои чемоданы оказались пусты.

Можно сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз Дженни теряла дар речи. У нее молчание золотом не было. Молчание предвещало такое шоу, в сравнении с которым «Американский психопат» показался бы «Сказкой о кролике Питере». Зря я задала такой вопрос, когда Дженни стоит гораздо ближе к ящику с ножами, чем я. Но вместо того чтобы наброситься на меня с теркой для сыра, Дженни с совершенно бесстрастным лицом повернулась, отпила кофе и молча ушла в гостиную.

– Понятненько.

Я оставила ее в покое и отважно направилась в оранжерею, где в папином закутке горел слабый свет. Внутри двигалась чья-то тень, и у меня забилось сердце. Если кто-нибудь пытается украсть его газонокосилку, я им устрою. Сейчас я не советую грабителям вставать у меня поперек дороги.

– Вечно ты подбираешься к потенциальному месту преступления без нормальной обуви, – вслух осудила я себя, шлепая босиком по лужайке. Если в папином сарае какой-то мужик крадет инструменты, надо было хотя бы Дженни предупредить. Или по крайней мере взять мобильный. Вряд ли я смогу задержать домушника – или сарайщика? – а мертвой идти к алтарю будет затруднительно. Да и мать будет в ярости, ведь она уже заплатила за платье!

Вежливо кашлянув, я приоткрыла дверь, ожидая удара по лбу пневматической машинкой для сдувания опавших листьев.

– Есть тут кто? – Я переступила порог, улыбаясь неизвестному грабителю. Но вместо подростка в балаклаве я увидела родного папу, сидевшего на полу и крутившего косячок.

– А-а, привет, деточка! – Папа замер и посмотрел на меня снизу вверх в полумраке сарая. – А я тут к свадьбе кое-что готовлю…

– Накуриваешься к моей свадьбе? – Мое мировоззрение содрогнулось до самого фундамента. Анашу курят подростки и, по слухам, Джеймс Франко. Родители анашу не курят! – Или на десерт предполагаются амстердамские кексы?

Папа опустил взгляд на жестянку, где уже не было мятных конфет, и откинулся на спинку стула.

– Ты только матери не говори!

– Ты подводишь меня, ты подводишь маму, а главное, ты подводишь себя, – сказала я, отодвинув секатор и присаживаясь. – Мама знает, что ты тайный наркоман?

– Какой я тебе наркоман? – Папа закрыл банку, запихал папиросную бумагу в выдвижной ящик и ободряюще улыбнулся. Меня скорее ободрило бы состояние моего кредитного счета. – Я же не накуриваюсь каждый день. Так, иногда немного поднимаю настроение. Врачи говорят, некоторым это даже полезно.

– Да, тяжелобольным, или это говорят сомнительные доктора из Калифорнии, а не слегка сварливая жена.