Кристофер Гортнер - Тайна Тюдоров

– Уж я-то, – вкрадчиво сказала принцесса, – знаю, как справиться с лордом Робертом. – Она вздернула подбородок. – К тому же поздно. Он идет сюда.

Я резко обернулся – Кейт, схватив за руку, оттащила меня назад.

– Беги же! – прошипела она. – Прячься!

Я вскарабкался на балюстраду и с оглушительным треском рухнул в заросли боярышника.

– Изящно, – ехидно заметил Перегрин.

Пока мы беседовали, Перегрин и Барнаби незаметно подползли к павильону, сжимая в руках кинжалы; Перегрин протянул один мне. Я вспомнил свой старый клинок, подарок мастера Шелтона. Стоуксу следовало бы задать взбучку только за отобранный кинжал, не говоря уже обо всем остальном. А что до шляпы, похоже, я все-таки утратил ее безвозвратно.

Сквозь листву я наблюдал за Робертом. Тот вышагивал по тропинке с самодовольным видом. Я, помнится, должен был помочь ему облачиться подобающим образом. Судя по всему он отлично справился и без меня: ослепительный в своем дублете из золотой парчи, отделанном опалами и стоящем, наверное, как целая усадьба. На ногах у него красовались сапоги из кордовской кожи, с золотыми шпорами. Остановившись перед входом в павильон, Роберт снял украшенную драгоценными камнями и перьями шляпу и взошел по ступеням.

Он преклонил колено перед Елизаветой:

– Я несказанно счастлив видеть ваше высочество в безопасности и добром здравии.

Даже в открытом павильоне исходивший от него запах мускуса казался чересчур резким, как дыхание могучего зверя в расцвете сил. Елизавета не протянула ему руки и не велела подняться. Спрятав платок под манжету, она сказала:

– На здоровье я пожаловаться не могу. Что же до безопасности, посмотрим. Этот двор никогда не был для меня надежным убежищем.

Он поднял взгляд. Елизавета старалась говорить беспечно, но ее тон не мог обмануть даже Роберта. Он, однако, как ни в чем не бывало прохрипел:

– Только позвольте, и я сделаю этот двор и все королевство местом, где вы обретете и убежище, и славу.

– Да, – улыбнулась принцесса. – Ты все для меня сделаешь, правда же, мой милый Робин? С самого детства ты обещал мне солнце и звезды.

– И сейчас готов добыть их для вас. У вас будет все, что вы пожелаете. Лишь попросите – и оно будет вашим.

– Что ж, хорошо. – Она смотрела на него не отрываясь. – Я желаю увидеть моего брата Эдуарда, прежде чем он умрет.

Роберт словно окаменел. Все еще оставаясь коленопреклоненным, он, казалось, мучительно подбирал слова и наконец выдавил:

– Я… я не смею говорить об этом. И вы не должны.

– Неужели? – Она наклонила голову. – Отчего же? Разве у друзей могут быть секреты?

– Это не секрет, – отозвался он. – Но обсуждение подобных вещей есть государственная измена, и вам это известно.

Она звонко рассмеялась:

– Хоть у кого-то в вашей семье есть совесть! По всей вероятности, брат мой еще жив. Иначе говорить о нем не было бы государственной изменой. – Она помолчала. – Я-то надеялась получить все, чего только пожелаю. Почему же ты бросаешь меня в час нужды?

– Вы забавляетесь со мной! – Роберт вскочил на ноги, и стало видно, какой он большой и сильный рядом с хрупкой принцессой. – Я здесь не для забав. Я пришел предупредить вас, что ваше право на трон под угрозой.

– У меня нет никакого права, – быстро возразила она, но ее голос прозвучал не слишком твердо, словно она колебалась. – Моя сестра Мария – наследница престола, а вовсе не я. В таком случае если кого и нужно предупреждать, то только ее.

Роберт взял ее за руку:

– Ну же. Мы ведь больше не дети. Нам нет нужды состязаться друг с другом в остроумии. И вам, и мне известно, что народ не захочет видеть вашу сестру своей королевой. Она воплощает собой Рим и прошлое, все, что они ненавидят.

– И тем не менее она является законной и единственной наследницей, – сказала Елизавета, отняв руку. – К тому же как знать? Мария может сменить веру, подобно многим в наши дни. В конце концов, она Тюдор, и мы не из тех, кто позволяет религии стоять у нас на пути.

Роберт слушал Елизавету как подругу детства, и это придавало ситуации совсем иной смысл. Кто знает, что происходило между ними на протяжении всех этих двадцати лет. Могли ли двое детей, выросших среди интриг и обмана, доверять друг другу?

– Вы что, держите меня за дурака? – воскликнул он. – Мария, если потребуется, будет отстаивать свою веру до самой могилы. Вы знаете об этом, Совет знает об этом, ваш брат, король, знает об этом и…

– И твой отец знает об этом лучше всех, – заключила Елизавета. – Или, точнее, он ожидает подобного расклада.

Она не сводила с него глаз: в ее взгляде светилась дружеская близость, но в нем сквозил и холодный расчет. Рядом с Елизаветой Роберт выглядел как интриган-любитель.

– Ведь из-за этого ты так стремился повидать меня? Последние два дня мы только тем и занимаемся, что выделываем сложные па друг возле друга, – и ради чего? Лишь для того, чтобы ты сообщил мне, будто моя сестра не должна занимать престол, ибо не желает отречься от веры, в которой ее воспитали?

– Кровь Господня! Я здесь, чтобы сказать вам от имени всего народа, что вы, и только вы, имеете право быть королевой. Вы принцесса, которую боготворят, вы та, которую ждут. Люди поднимутся с оружием в руках по первому вашему слову. Они умрут, защищая вас.

– Умрут? – Ее голос звучал одновременно и ласково, и жестоко. – Было время, когда они сделали бы то же самое для матери Марии. Тогда Екатерина Арагонская была законной королевой, а моя мать – ненавистной самозванкой. Хочешь, чтобы со мной случилось то же, что с покойницей-матерью?

Воздух между ними словно уплотнялся от напряжения, и это все сильнее тревожило меня. У их отношений действительно была собственная история, полная переживаний и потрясений. Я впервые видел проявления страстей столь глубоких и столь взрывоопасных – дай им волю, и они сметут все на своем пути.

– Вы вечно меня дразните, – произнес Роберт дрожащим голосом. – Вы не меньше меня опасаетесь, что Мария займет престол. Вы понимаете, что это будет означать конец церкви, которую создал ваш отец, дабы жениться на вашей матушке, и рухнут все надежды на мир и процветание. Не пройдет и года, как она натравит на нас инквизицию. Но вы этого не сделаете, у вас нет намерения преследовать кого-либо. Вот почему на вашей стороне народ и знать. И я. Любой, кто осмелится оспаривать ваше право на трон, познакомится с моим мечом.

Елизавета молча смотрела на него. Из своего укрытия я видел, как она колеблется, взвешивая ставки в этой игре и что сулит ей выигрыш. Я представил, какая, должно быть, сейчас происходит борьба внутри ее, ведь ей только что предложили возможность пересмотреть прошлое, запятнанное кровью ее матери. Думая об этом, я сам напрягся, как животное, готовое к броску. Наконец она заговорила: