Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы

– И почему же она так пожелала?

– Мы знали, что вы будете возражать, – вмешивается Элеанора.

– Против такого блестящего брака? – делано хохочет Ричард. – Сестра короля и французский щеголь с одним захудалым поместьем? Не могу представить, какие у кого-то могут быть возражения.

– Послушайте, сэр Ричард, – начинает Симон.

– Я наслушался и насмотрелся, сэр Саймон. Я вижу, что ты обманом вкрался в сердце моей сестры, вынашивая собственные планы. – Взглянув на священника, он закрывает рот. Святые отцы любят распускать слухи.

– Ричард! Ты ссоришься со мной, а не с моим мужем! Я выбрала Симона по своей воле.

– Этот выбор делать не тебе. Твой долг – укреплять наше королевство, а не ублажать собственные прихоти. – Он смотрит на Генриха: – Ты должен был посоветоваться насчет этого брака. Но еще не поздно. То, что сделано, может быть переделано.

Он поворачивается, чтобы уйти, но Элеонора останавливает его:

– Постойте, Ричард. Отпразднуем вместе. Симон и ваша сестра любят друг друга. Разве Элеанора не заслуживает счастья?

– Семь лет назад она соединилась прочными узами с нашим Господом Иисусом Христом. Поэтому заслуживает монастыря. А ее соблазнитель Симон де Монфор должен гореть в аду – и будет гореть, даже если ради этого мне придется истратить последнюю монету из моей сокровищницы.

Никакая музыка так не приятна для уха, как звон серебра, а этой мелодии Ричард Корнуоллский наслушался вдоволь, имея в кошельке столь много монет. Напел ее и архиепископу, и тот, завороженный, объявляет брак недействительным. В ответ лондонские горожане маршируют ко дворцу, где нестройными криками требуют головы причастных к скандалу. Бароны тоже негодуют и посылают своего самого задиристого представителя – некогда почитателя Симона – опротестовать брак.

Роджер де Куинси, граф Винчестер, въезжает в Лондон самым впечатляющим образом; он скачет по улицам галопом, словно спешит на пожар, поднимая тучи пыли и крича «дорогу! дорогу!» тем, кто не хочет быть затоптанным копытами. Посланник входит во дворец в своих боевых доспехах с нелепым павлиньим плюмажем на шлеме и вторит словам Ричарда о неравном браке.

– Английские бароны возмущены той пародией на брак, которая случилась с благословения короля шестого января, – заявляет он. – Мы требуем, чтобы брак леди Элеаноры Маршал, графини Пембрукской, с Симоном де Монфором, французом, – он скривил губы, – был аннулирован немедленно. Иначе мы будем вынуждены настаивать на отречении короля от трона.

Генрих багровеет:

– На каком основании?

– Генрих – монарх, избранный Богом, – говорит Элеонора. « Дышать!» – Господь даровал ему трон, и только Господь может его отобрать.

– И вполне вероятно, Он так и сделает. Духовенство в этом вопросе на нашей стороне. Я привез соответствующую петицию, подписанную самыми уважаемыми баронами и нашими достойными епископами.

– Какая наглость! – вскакивает Генрих. – Посмотрю я, как вы попытаетесь меня сместить.

У де Куинси заиграли желваки:

– Устроив тайное венчание, вы нарушили обещание совещаться с советом баронов. Это тяжкое преступ-ление.

– Жители Лондона не поддержат мятеж против своего короля, – говорит Элеонора. – Они любят Генриха.

А ей нужна любовь Симона и Элеаноры при этом коварном дворе. Королева ищет решение и видит его зыбкий образ, бесформенный и неопределенный, как в темном пруду.

– Без поддержки баронов вы не можете править, – говорит граф. – А мы не поддерживаем этот союз нашей английской принцессы с французским выскочкой. Поду-майте об этом, Ваша Милость! Если вы умрете, Симон де Монфор может заявить притязания на трон. А если он произведет сына? Англии придет конец.

– И солнце может завтра не взойти, и мир исчезнет, – иронизирует Элеонора. – Вы забываете королевского брата. Ричард Корнуоллский имеет больше прав на трон, чем Монфоры.

– Я ничего не забываю, госпожа. Но ситуация не так проста, чтобы в ней могла разобраться иностранка. И я прискакал издалека не для того, чтобы обсуждать правила наследования трона.

– А что вы прискакали обсуждать? – спрашивает Генрих.

– Брак графини Пембрукской с графом Лестером не может оставаться в силе. Бароны не дали своего позволения на него и не дадут.

– Позволения? – Генрих налетает на маленького человечка, который упрямо стоит на своем – пока. Указательным пальцем король тычет ему в ключицу: – Молю тебя, Винчестер, скажи мне, чьей милостью ты владеешь своими землями и титулами? Моей, вот чьей.

Барон пятится, а Генрих наступает:

– Чьей милостью я правлю королевством? Как уже сказала королева, не кто иной, а Бог дал мне эту власть. – Он ударяет себя в грудь. – Я Богом помазанный король, я по своей воле устраиваю браки, какие мне нравятся, а на ваше позволение мне плевать!

С красным лицом, дикими глазами, надувшимися на шее и на лбу жилами Генрих напоминает Элеоноре рычащего зверя. Она бы съежилась от страха, если бы не знала, что под этой яростью кроется доброта и мягкость. Может быть, когда-нибудь он выплеснет эту ярость на нее? Но нет, Генрих на подобное не способен.

Граф Винчестер, похоже, тоже не ожидал такой атаки. Он неуверенно пятится и чуть не падает, споткнувшись.

– Будешь знать, как досаждать королю, – говорит Генрих.

Винчестер смотрит так, как будто готов ударить его ножом в спину.

– Вы, кажется, забыли, мой господин, насколько зависите от поддержки баронов. Молю Бога, чтобы вы скорее обрели разум. Потому что отказом принять наши требования вы подвергаете трон и себя лично большому риску. Я бы на вашем месте приготовился к войне.

– Ерунда, – говорит Элеонора, когда Роджер де Куинси удаляется.

Наверняка он преувеличивает ярость баронов. В конце концов, Элеанора Монфор – младшая из родственников Генриха, и к тому же женщина; ее дети не будут претендовать на английский трон. Нужно успокоить баронов, говорит она Генриху, и защитить Симона.

– Тебе надо только извиниться, и все разрешится само собой.

Генрих выпячивает нижнюю губу, напоминая Элеоноре сестру Беатрису, когда та не получает того, что хочет.

– Извиняться перед этим сопляком Винчестером в павлиньих перьях? Пусть скажет спасибо, что я не бросил его в Тауэр.

«Кто из них павлин? – хочется спросить Элеоноре. – И кто сопляк?»

– Да, он зануда, – говорит она. – Может быть, ему надо сообщить о положении твоей сестры.

– Поставить под удар честь сестры? Ты удивляешь меня, Элеонора.

Она поднимает брови. Неужели граф Винчестер не сумеет сосчитать до девяти? Когда родится ребенок, все королевство узнает правду.

– Тогда извинение представляется нашим единственным средством. Несколько слов с твоей стороны, несколько всхлипов на груди графа. Не слишком высокая цена за счастье сестры. – «И за дружбу Симона де Монфора», – могла бы добавить она. Учитывая ворчание баронов по поводу «чужаков» и «иностранок», Элеоноре еще может понадобиться поддержка Симона.