Элизабет Чедвик - Отвергнуть короля

Вернувшись в дом, Гуго на цыпочках прокрался в нишу за залом, отделенную занавеской, где под светлыми пушистыми овчинами спали дети. Ставни были открыты, и он смотрел на своих мальчиков, залитых голубым лунным светом, свернувшихся, словно щенки. Их младшая сестра спала в колыбели, рядом с походной кроватью няни. Гуго ощутил укол обжигающей сердце любви, и бремя на его плечах стало еще тяжелее. Как можно быть сразу всем и для всех?

Шаркая, он повернулся к кровати, хотя подумывал лечь спать в зале с мужчинами. Так было бы проще, но это означает признать поражение, а учитывая положение в стране, он может никогда больше не увидеть Махелт. Удрученный и полный опасений, Гуго вошел в комнату, намереваясь присоединиться к жене и проверить, потянется она к нему или нет. Однако кровать была пуста, и служанки тоже нигде не было видно. У него сжалось сердце при мысли, что Махелт могла сбежать… Приставить лестницу к стене и пуститься во весь опор, как когда-то. Затем он покачал головой и сказал себе, что это глупо. Она может оставить его, но никогда не бросит детей.

Свет еще горел в комнате его матери, и он нашел Махелт на дежурстве у ее кровати. На ней был плащ поверх сорочки, и длинная темная коса была переброшена через плечо, хотя жена накинула на голову шарф в знак почтения. Отец Майкл расположился по другую сторону кровати, сжав руки в безмолвной молитве.

Махелт посмотрела на дверной проем.

– Осталось недолго, – тихо сказала она. – Тем, кто хочет попрощаться, лучше поторопиться.

Утренний свет лился сквозь ставни, золотя плетеный коврик на полу и мерцая на красном шелковом покрывале. В саду играли дети, весело и звонко смеясь.

Ида открыла глаза. Ее пересохшие губы изогнулись в бесцветной улыбке.

– Отрадно слышать, как играют мои внуки, – прошептала она. – Прямо бальзам на раны.

– Постарайтесь отдохнуть, – ответила Махелт.

Ее свекровь пережила ночь и пошла на поправку на рассвете, но была еще очень слаба.

– У меня скоро будет время отдохнуть, – сказала Ида. – Много, много времени. – Она закрыла глаза и на мгновение забылась сном.

Крики детей стали громче, когда они пробегали мимо окна, а затем стихли.

Не считая священника, Махелт одна дежурила у постели больной. Гуго ненадолго вышел, чтобы отдать приказания своим людям насчет подготовки к походу на север, а граф пока и вовсе не изволил явиться. Длинному Мечу и Ральфу отправили послание, но до них было четыре дня езды, и Махелт знала, что даже на быстрых лошадях они не прибудут вовремя.

Ида снова открыла глаза и произнесла слабо, но отчетливо:

– Дочка, ты должна простить Гуго и перестать его винить. Это никому не идет на пользу, особенно тебе и детям.

Махелт промолчала, выпрямив спину, отчего казалось, что она отстранилась.

– Это просьба умирающей женщины, – хрипло произнесла Ида. – Я хочу, чтобы ты и мой сын жили в согласии, а не врагами. Не позволяй королю расколоть нашу семью, потому что тогда он одержит победу. – Она с трудом сглотнула, и Махелт помогла ей выпить разбавленного водой вина из кубка. – Ты сильная. – Ида откинулась на подушки, вино блестело на ее губах, она почти ничего не проглотила. – Сильнее, чем была я… Намного сильнее. – Голос графини стих. Махелт взглянула на нее с внезапным испугом, но Ида всего лишь собиралась с силами. – Обещай мне. – Она крепче сжала руку Махелт.

У Махелт засосало под ложечкой. То, о чем просила Ида, было невозможно, и все же Махелт не смела отказать.

– Обещаю, – произнесла она, сжав руку Иды.

– Хорошо, – кивнула Ида. – А теперь приведи ко мне Гуго.

Махелт отправилась на поиски мужа, но сначала встретила графа. Тот сидел в дальнем конце зала и деловито диктовал письма. Махелт затошнило. Вот человек, которого она должна называть отцом! Человек, который сидит и сочиняет письма, пока его жена умирает. Человек, который в конечном итоге в ответе за то, что случилось во Фрамлингеме. Неужели ему на всех наплевать?

Роджер и Гуго сидели рядом с ним, и граф разрешал им прикладывать печать к нагретому зеленому сургучу, пристально наблюдая за ними и показывая, что нужно делать. В голосе и поведении старика чувствовалась грубоватая нежность, а мальчики были трогательно серьезны.

– Сир… – Махелт чопорно присела в реверансе.

– Дочка? – произнес граф, не глядя на нее.

– Графиня… – Она вздернула подбородок. – Вы навестите ее?

Граф продолжал заниматься своими делами.

– Ей известно, что у меня много хлопот. Ей предоставлено все необходимое. Она ни в чем не нуждается.

– Не считая вашего присутствия, сир.

Граф пожевал что-то губами. Потом взмахом руки отослал писца и встал:

– Вы так и не научились держать язык за зубами.

Махелт сердито смотрела на свекра, считая его равнодушным и подлым. И в этот миг, как уже случалось прежде, она заметила проблеск страха в его глазах и поняла, что они не просто подернуты влагой от старости, но блестят от слез, а его подбородок, заросший седой щетиной, дрожит.

– Научилась, сир, – ответила Махелт. – Графиня думает, будто мало значит для вас, но я уверена, что она значит очень много. Если это вы понимаете как неумение держать язык за зубами, я не стану извиняться.

Граф велел Гуго вернуть печать в коробочку и вышел из комнаты, не проронив ни слова.

– Почему дедушка сердится? – спросил Роджер.

– Потому что я напомнила ему о долге, которого он предпочел бы не исполнять. – Махелт положила руки сыну на плечи. – На тебя он не сердится.

– Я помогал ему запечатывать бумаги, – важно заявил Роджер. – Грамоту для женского монастыря. Он сказал, это ради бабушкиной души.

– Вот как?

Грамоты – это хорошо, подумала Махелт, но заключать договоры с Господом, присылать врачей, оплачивать молитвы – совсем не то же самое, что быть рядом. Это бегство. Она знала, что если бы они поменялись ролями, Ида не оставила бы графа. Отправив Роджера и Гуго к няне, Махелт продолжила искать мужа. Зайдя за угол конюшен, она резко остановилась, потому что ее свекор стоял, прислонившись к стене, и плакал навзрыд, как будто его сердце истекало кровью. Махелт поспешно попятилась. Свекор, конечно, огрызнется, если заметит ее, и никогда не простит за то, что она видела его в подобном состоянии. Она направилась в сад, чтобы сорвать еще не отцветшие розы и зелень для комнаты Иды. В этот момент из огороженного плетнем участка с букетом в руках вышел Гуго.

Они замерли и с неловкостью посмотрели друг на друга.

– Я нарвал цветов для моей матери, – сказал он. – Подумал, что они утешат и развлекут ее.

– Я собиралась сделать то же самое. – Махелт решила не рассказывать ему об отце.

– Тогда отнесем их вместе. – Гуго остался на месте, но расправил плечи, как будто готовился к схватке. – Я много думал в последнее время.