Колин Гувер - Без надежды

Меня, совершенно выдохшуюся и эмоционально опустошенную, он продолжает целовать в шею, плечи и повсюду вблизи рта – того места, которое больше всего жаждет поцелуя.

Но он продолжает упорствовать, потому что, оторвавшись от моего плеча, приближает лицо к моему, но все же не собирается целовать меня в губы. Потом пробегает пальцами по моим волосам, отводя со лба выбившуюся прядь.

– Ты потрясающая, – шепчет он, глядя на сей раз только в глаза, а не на губы.

Эти слова извиняют его упрямство, и я невольно улыбаюсь в ответ. Он падает на кровать рядом со мной, все еще тяжело дыша и сознательно пытаясь обуздать желание, которое по-прежнему его обуревает.

Закрыв глаза, я прислушиваюсь к наступающей тишине, когда наше прерывистое дыхание постепенно затихает, сменяясь ровным негромким ритмом. Становится тихо и покойно, и, пожалуй, подобного умиротворения я никогда раньше не испытывала.

Холдер цепляет мой мизинец своим, словно у него нет сил удержать всю руку целиком. Но это очень мило, потому что раньше мы держались за руки, но никогда мизинцами… И я догадываюсь, что это еще один пройденный первый шаг. И это меня не разочаровывает, поскольку я знаю, что первые шаги не имеют для него значения. Он может целовать меня в первый раз, или двадцатый, или миллионный, и мне будет безразлично, первый это поцелуй или нет, потому что я точно знаю: мы только что выиграли конкурс на лучший первый поцелуй в истории первых поцелуев, даже не поцеловавшись.

После долгой безмолвной паузы он делает глубокий вдох, садится на постели и смотрит на меня:

– Мне пора. Больше не выдержу ни секунды.

Я поднимаю голову и уныло наблюдаю за тем, как он встает и натягивает на себя футболку. Увидев, что я надулась, он улыбается, потом опасно близко наклоняется ко мне:

– Я не шутил, когда говорил, что сегодня не стану тебя целовать. Но, черт возьми, Скай, я понятия не имел, как жутко ты все усложнишь!

Он дотрагивается рукой до моей шеи сзади, и я начинаю ловить ртом воздух, опасаясь, что сердце выпрыгнет из груди. Потом целует в щеку, и я чувствую его нерешительность, когда он нехотя отстраняется.

Не сводя с меня взгляда, Холдер пятится к окну. Перед тем как вылезти наружу, он вынимает телефон и быстро пробегает пальцами по дисплею, потом убирает в карман. Улыбнувшись мне, вылезает в окно и захлопывает за собой створку.

Я нахожу в себе силы вскочить и побежать на кухню. Хватаю телефон и, конечно, вижу сообщение, состоящее лишь из одного слова:

Потрясающе.

Я улыбаюсь, потому что это правда. Абсолютная правда.

– Эй.

Я закрываюсь руками. Не хочу, чтобы он снова видел меня плачущей. Я знаю, он не станет смеяться. Ни один из них никогда не смеется надо мной. Но я и в самом деле не знаю, почему плачу, и хочу, чтобы это прекратилось, но оно не прекращается, и я ненавижу это, не выношу!

Он садится на тротуар рядом со мной, она – с другой стороны. Я все так же не поднимаю глаз, и мне по-прежнему грустно, но я не хочу, чтобы они ушли, потому что с ними мне хорошо.

– Вот тебе в утешение, – говорит она. – Сегодня в школе я сделала два таких, нам с тобой.

Она не просит меня посмотреть на нее, и я не гляжу, но чувствую, как она кладет что-то мне на колено.

Я не шевелюсь. Я не люблю получать подарки и не хочу, чтобы она видела, как я смотрю на это что-то.

Я не поднимаю головы и продолжаю плакать, не понимая, что со мной творится. Что-то неладно, иначе я бы не чувствовала себя так всякий раз, как это происходит. Потому что это должно произойти. Так, по крайней мере, говорит папа. Это должно произойти, и мне надо перестать плакать, потому что мои слезы очень, очень расстраивают его.

Они долго, долго сидят со мной, но сколько именно, я не знаю, потому что не понимаю, что длиннее – час или минута. Он склоняется надо мной и шепчет на ухо:

– Не забывай, что я тебе говорил. Помнишь, что надо делать, когда тебе грустно?

Я киваю, не поднимая головы. Когда мне грустно, я делаю, как он учил, но иногда все равно грущу.

Они остаются со мной еще несколько часов или минут, а потом она встает. Мне бы хотелось, чтобы они остались еще на одну минуту или два часа. Они никогда не спрашивают, что со мной. Вот почему они так мне нравятся, и я хочу, чтобы они остались.

Я приподнимаю локоть и, подглядывая из-под него, вижу, как удаляются ее ноги. Беру с колена ее подарок и перебираю пальцами. Она сделала мне эластичный браслет фиолетового цвета с половинкой сердечка. Я надеваю браслет на запястье и улыбаюсь сквозь слезы. Потом поднимаю голову и вижу, что он еще рядом и смотрит на меня. У него огорченный вид, и мне не по себе, потому что я чувствую, что расстроила его.

Он встает и поворачивается лицом к моему дому. Не произнося ни слова, долго глядит на него. Он всегда много думает, и мне интересно о чем. Наконец он переводит взгляд на меня.

– Не беспокойся, – силясь улыбнуться, произносит он. – Он не вечен.

Повернувшись, идет к своему дому, а я закрываю глаза и снова кладу голову на руки.

Не понимаю, зачем ему понадобилось это говорить. Я не хочу, чтобы папа умер… Хочу только, чтобы он перестал называть меня Принцессой.

Понедельник, 3 сентября 2012 года

7 часов 20 минут

Я не часто достаю эту вещицу, но сегодня почему-то хочу на нее взглянуть. Наверное, мои ностальгические настроения вызваны субботним разговором с Холдером о прошлом. Помню, я сказала, что никогда не буду разыскивать отца, но иногда меня одолевает любопытство. Нельзя не удивляться тому, как это родитель может растить ребенка в течение нескольких лет, а потом просто отказаться от него. Я никогда этого не пойму, а может быть, мне и не надо понимать. Вот почему я никогда ни на чем не настаиваю. Никогда не задаю Карен вопросов. Не пытаюсь отделить воспоминания от снов. Не люблю поднимать эту тему… потому что мне это ни к чему.

Я достаю из шкатулки браслет и надеваю. Не знаю, кто мне его подарил, да и неважно. Прожив в приемной семье два года, я получила от друзей много подарков. Отличие этого в том, что он связан с единственным воспоминанием о той жизни. Браслет подтверждает его подлинность. А это значит, что я была кем-то другим. Девочкой, которую не помню. Девочкой, которая много плакала. Девочкой, совсем не похожей на нынешнюю.

Когда-нибудь я выброшу этот браслет, потому что так надо. Но сегодня мне просто хочется надеть его.

Вчера мы с Холдером решили сделать короткую передышку. Именно передышку, потому что субботним вечером на моей кровати у нас часто перехватывало дыхание. Кроме того, должна вернуться Карен, и мне совсем не хочется вновь знакомить ее с моим новым… кем бы он ни был. Мы еще не дошли до того, чтобы определить происходящее между нами. Я знаю его совсем недолго и вряд ли могу считать бойфрендом, тем более что мы еще не целовались. Но, черт возьми, я бешусь при мысли о том, что он целует другую! Поэтому, встречаемся мы или нет, я считаю нас особенными. Можно ли стать особенным, не целуясь? Или быть особенным и встречаться – взаимоисключающие вещи?