Софи Кинселла - Брачная ночь

Бен тоже молчит. Взгляд его устремлен на оливковую рощу за ограждением веранды; я не вижу его глаз и не могу догадаться, о чем он думает. Внезапно он поворачивается ко мне, и по выражению его лица я сразу понимаю, что Бен снова что-то задумал.

– Слушай, у меня тут появилась одна новая идея! – говорит он.

– Вообще-то, у меня тоже, – отвечаю я.

– Перепихнемся в первый и последний раз? Тряхнем, так сказать, стариной? – предлагает он.

– Вспомним доброе старое время, – поправляю я (мне не очень нравится его выражение «тряхнем стариной»), но я киваю. – Именно это я и хотела предложить, вот только… Насколько я помню, здешние матрасы были довольно грязными еще пятнадцать лет назад. Страшно подумать, во что они могли превратиться за прошедшие годы…

– Значит, в отеле?

– Отличная идея. – Я киваю, начиная помимо своей воли ощущать, как по жилам струится веселое, бесшабашное возбуждение. Дело даже не в физическом удовольствии. После всех горестных откровений, обрушившихся на меня за последние полчаса, я отчаянно нуждаюсь в покое, в забвении. И не только я – оно необходимо нам обоим. Во-первых, наша близость станет своего рода финалом, полным и окончательным завершением того, что начиналось так хорошо, но закончилось слишком скоро и неожиданно. Во-вторых, я надеюсь, что она сможет если не излечить, то, по крайней мере, отвлечь меня от поселившейся в сердце ноющей боли. Ну и наконец, я мечтала переспать с Беном с того самого момента, когда увидела его после пятнадцатилетнего перерыва, так что я, наверное, просто сойду с ума, если мы этого не сделаем.

Быть может, думаю я, если бы мы натрахались досыта сразу после того, как встретились, ничего бы этого не было: я бы не наломала дров, не сделала бы больно себе, Бену, сестре… Что ж, надеюсь, урок пойдет мне впрок. Говорят, умные люди учатся на чужих ошибках, но, уверяю вас – собственные промахи запоминаются куда как лучше.

– Пойду скажу Саре, что мы уезжаем, и попрощаюсь за нас обоих, – говорит Бен и, поднявшись, уходит в дом. Как только он скрывается из вида, я выхватываю телефон и начинаю лихорадочно тыкать пальцами в клавиши. Пока я слушала последние слова Бена, на меня внезапно снизошло что-то вроде озарения. Без всякой видимой связи с его репликой, я вдруг вспомнила о Ричарде… нет, вернее сказать – почувствовала его. Никогда я не замечала за собой экстрасенсорных способностей, но сейчас у меня нет никаких сомнений, что в эти минуты Ричард – где бы он сейчас ни находился – подумал обо мне. Ощущение было настолько явственным, что я почти не сомневаюсь: Ричард позвонил мне или прислал эсэмэску. Увы, ни поступивших текстовых сообщений, ни пропущенных звонков, помеченных его именем, в телефоне нет, хотя я дважды просмотрела соответствующие разделы памяти. Что ж, этого и следовало ожидать. Я просто идиотка, если рассчитываю, что Ричард, который теперь устраивает свою новую жизнь в Сан-Франциско, станет вспоминать обо мне, а тем более – звонить. Если мне его не хватает, это вовсе не значит, что он так же сильно скучает без меня!..

Надежды мои рушатся, и настроение падает столь стремительно, что я готова снова зарыдать. Ну, что проку вспоминать о Ричарде? Его нет. Нет, понятно?! Он сам предпочел исчезнуть из моей жизни, так с какой же стати он станет слать мне эсэмэски и звонить? И уж конечно, ему и в голову не придет сесть на самолет и пересечь Атлантику в обратном направлении, чтобы признаться мне в вечной любви и тут же предложить руку и сердце (я, честно говоря, втайне об этом мечтала, что, разумеется, не делает чести моему уму).

Старясь успокоиться, я начинаю машинально просматривать прочие поступившие эсэмэски. Больше всего сообщений, конечно, от Флисс. Каждый раз, когда я вижу на экранчике ее имя, я слегка ежусь от неловкости и стыда. Она ведь предупреждала меня насчет этого брака, и оказалась права на сто процентов. Ну почему, почему моя старшая сестра всегда права, а я – нет?!

Несколько секунд я раздумываю, не сообщить ли Флисс всю правду, но этот подвиг мне пока не по силам. Я не могу перебороть собственные стыд и унижение и во всем ей признаться. Когда-нибудь потом я все ей расскажу и, может быть, даже попрошу прощения, но только не сегодня, не сейчас…

И я начинаю набирать новое, фальшиво-бодрое сообщение, чувствуя совершенно детское желание показать Флисс, что она ошиблась и у меня все в порядке.

«Привет, Флисс. У нас все отлично. Последняя новость: Бен решил продать свою фирму Юрию Жернакову. Этот русский уже здесь. В ближайшее время мы поедем к нему в гости на его суперъяхту».

Я смотрю на набранный текст, и мне кажется – каждое слово смеется надо мной. У нас все отлично, отлично, отлично. Ложь, ложь, ложь…

Между тем мои пальцы добавляют к сообщению новую строку:

«Я ужасно счастлива, что вышла за Бена».

Крупная слеза падает на экран моего «Блэкберри», но я продолжаю набирать:

«Нам очень хорошо вместе. Лучшего мужа не стоит и желать».

Слезы текут рекой, но я сердито смахиваю их рукой и продолжаю тыкать пальцами в виртуальные клавиши, хотя уже почти не различаю букв:

«Представь себе идеальный брак. Так вот, мой брак все равно лучше. Мы отлично понимаем друг друга и строим планы на будущее. По сравнению с Ричардом Бен просто чудо. А о Ричарде я теперь даже не думаю…»

Еще никогда в жизни я не испытывала чувства столь глубокого и полного поражения. Наконец-то я прозрела и увидела истину. Узнала правду. Я ошибалась – блуждала в потемках, выдавала желаемое за действительное, считала себя непогрешимой. Как я могла быть такой дурой? Неужели моя интуиция, которая никогда прежде мне не отказывала, на сей раз меня подвела?

И как подвела!!

Я чувствую себя не просто проигравшей. Я раздавлена, уничтожена, сметена. Стоя в зале ожидания в аэропорту Софии, я читаю эсэмэску сестры и думаю, что после всего, через что я заставила ее пройти, мне впору застрелиться. Ну, или броситься под электрокар, который доставляет к самолетам багаж. Ведь это я превратила первые дни медового месяца Лотти в сущий ад, и тем не менее они с Беном по-прежнему вместе, а это значит, что они любят друг друга по-настоящему.

Да, пора признаться – весь этот глупый фарс я затеяла вовсе не из-за сестры. Подлинная причина была во мне и в Дэниеле. Я только делала вид, будто забочусь о Лотти (хотя поначалу я сама в это почти поверила), но в действительности я думала только о себе, о своих желаниях, о своем уязвленном самолюбии. Я смотрела на мир сквозь кривое стекло, и сестра едва не стала невинной жертвой моей слепоты и моего эгоизма. Единственное, что может меня сейчас утешить, это то, что Лотти ни о чем не подозревает, и слава богу. Надеюсь, она никогда не узнает о том, что я наделала, какое зло я ей причинила, иначе я потеряю ее навсегда.