Софи Кинселла - Брачная ночь

– Почему не сразу? – заинтересованно спрашивает сын. Я все-таки сумела озадачить его своим «искусственным дыханием».

– Потому что сейчас мы с дядей Лорканом будем купаться в трусиках, – говорю я и хихикаю.

– В трусиках, в трусиках! – радостно вопит Ной.

– Ага. – Лоркан подмигивает ему. – Ничего другого нам просто не остается, не так ли, малыш?

Я смотрю на берег, но вижу только крошечные фигурки купальщиков, пляшущие в волнах. Солнце опустилось уже достаточно низко, и на песок пляжа ложатся длинные тени. Визжат и смеются дети, обнимаются парочки, взлетает над сеткой волейбольный мяч. И чем дольше я смотрю, тем сильнее мне хочется быть одним из этих простых людей с их простыми радостями, которые могут спокойно наслаждаться отдыхом, не испытывая необходимости что-то срочно сделать со своей жизнью. Увы, свалившиеся на меня проблемы не дают мне покоя – я просто не могу не думать о том, как быть. Мой скоропостижный брак, эгоистичный и эгоцентричный муж-бабник, а также последствия еще нескольких поспешно принятых решений – вот с чем мне приходится иметь дело. Я хорошо понимаю, насколько сложны свалившиеся на меня проблемы, вот только как их решать, я не имею ни малейшего представления.

Роскошную красавицу-яхту я возненавидела едва ли не с той самой минуты, когда мы поднялись на борт. Уж поверьте мне на́ слово – нет ничего ужаснее, чем яхта миллиардера. Вокруг слишком много светлого полированного дерева, белой кожи и хрусталя, так что постоянно боишься что-нибудь поцарапать, испачкать или разбить, и поэтому я чувствую излишнюю скованность, которая, в свою очередь, порождает неуверенность и чувство унижения. Очень неприятно, знаете ли, ощущать себя в положении бедной родственницы, которую пригласили на прием к Рокфеллерам. Кроме того, взгляд, которым при знакомстве окинул меня Жернаков, яснее ясного говорил, что я вряд ли подойду ему в качестве очередной по счету жены, поэтому мне с самого начала пришлось довольствоваться обществом двух «спутниц» олигарха – длинноногих блондинок с такими большими силиконовыми грудями и накачанными ботоксом губами, что обе напомнили мне надувные детские игрушки. Лично я никогда не испытывала никакого предубеждения к блондинкам, однако сейчас я начинаю склоняться к мысли, что широко распространенное мнение об ограниченности их интеллектуальных возможностей не лишено оснований. Не исключено, правда, что все дело в языковом барьере, поскольку обе дамы – русские и не слишком хорошо владеют английским языком. Как бы там ни было, за все время я не услышала от них ничего умнее вопроса о том, компакт-пудрой какого модного дизайнера я пользуюсь.

Мой компакт был куплен в «Боди-шоп» [58], поэтому дальше этого разговор как-то не пошел.

В общем, сейчас я коротаю время, потягивая ледяной мохито в надежде, что рано или поздно в нем растворятся все мои тревоги. Увы, вместо того чтобы улечься, мое беспокойство с каждой минутой растет, и я буквально не нахожу себе места. Я понимаю, что нужно что-то делать, что-то решать, но я не знаю – что. От этого ощущение катастрофы – не близкой, а уже свершившейся – овладевает мною все полнее. Положение кажется безвыходным, и мне хочется плакать, но плакать нельзя. Только не здесь, не на этой сверкающей суперъяхте, где всем полагается веселиться, шутить и демонстрировать силиконовые суперсиськи.

Я облокачиваюсь на ограждение верхней палубы, где меня бросил Бен, и, глядя вниз, гадаю, сколько футов до воды и что будет, если я прыгну за борт. Почему-то мне кажется, что прыгать все-таки не стоит, поскольку я могу сильно ушибиться о воду, к тому же таким образом мне вряд ли удастся привлечь к себе внимание Бена. Где он сейчас – я не знаю и, по правде сказать, не очень хочу знать, хотя Бен – мой единственный близкий человек на борту. Когда мы прибыли на яхту, его как будто подменили. Он стал невыносимо задаваться, важничать и хвастаться, пытаясь произвести впечатление на Жернакова. Так, он повторил не меньше пятнадцати раз, что тоже хочет приобрести себе океанскую яхту, но не такую, как у Юрия, а настоящую – с парусами, современной компьютерно управляемой оснасткой и всем прочим. Я чуть не брякнула, что эта яхта, скорее всего, будет бумажной, поскольку Бен все-таки владелец бумагоделательной компании, но сдержалась. А потом Жернаков его куда-то увел, и я осталась одна в компании этих кошмарных девиц.

Внезапно я ловлю себя на том, что моя рука сама собой оказывается у меня в кармане. Вот уже некоторое время меня не покидает одна очень простая мысль, которая, как самый терпеливый пациент на приеме у врача, сидит и сидит в уголке мозга, не желая сдаваться. Позвонить Ричарду, думаю я. Я могу позвонить Ричарду… На самом деле эта странная идея появилась у меня уже несколько часов назад, но я упрямо продолжала ее игнорировать, изобретая бесчисленные причины, почему я не должна этого делать. Сейчас я ни одной причины уже не помню, а вот мысль – мысль осталась, а главное – она уже не кажется мне ни безумной, ни дурацкой. Напротив, с каждой минутой мне все сильнее хочется просто взять и сделать это. Взять и позвонить. Прямо сейчас, сию же секунду.

И плевать, что у них в Сан-Франциско, может быть, уже глубокая ночь или раннее утро. Главное, услышать его голос…

Я знаю, Флисс посоветовала бы мне этого не делать, но ведь это моя жизнь, не так ли?

Меня пока удерживает только одно: я еще не знаю, что́ я ему скажу. На самом деле мне не хочется говорить ничего. Только установить с ним телефонное соединение, услышать его голос, его дыхание… В моем представлении это будет что-то вроде молчаливого рукопожатия. Да, я хочу пожать его руку в телефонном эфире. И если Ричард отдернет пальцы, я это сразу пойму.

На палубу снова поднимаются две русские блондинки, которые куда-то исчезали, и я поспешно прячусь за углом, чтобы они меня не заметили. Потом я достаю мобильный телефон, несколько секунд гляжу на него и… нажимаю клавишу быстрого набора (за всеми волнениями и беготней я как-то не успела стереть номер Ричарда из памяти моего телефона и теперь рада этому). В динамике раздаются гудки, и мое сердце вторит им, а голова начинает медленно кружиться.

– Здравствуйте, вы позвонили мистеру Ричарду Финчу. К сожалению, он сейчас не может вам ответить. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после сигнала…

Мой звонок попал на голосовую почту, и я в панике нажимаю «Отбой». Я не хочу оставлять Ричарду сообщение. Голосовая почта – это совсем не то, что молчаливое рукопожатие через тысячи миль. Это просто безличный конверт, в котором может оказаться все, что угодно, а я пока не решила, что в него вложу.

Все еще держа в руке телефон, я пытаюсь представить, чем Ричард может быть так занят. Собственно говоря, я даже не знаю, чем именно он будет заниматься в Сан-Франциско. Кроме того, существует разница во времени. Если у нас сейчас вечер, во Фриско, наверное, уже наступило утро. Ричард встает, чистит зубы, принимает душ… Я не имею ни малейшего понятия, как выглядит его квартира – я не могу ее себе даже вообразить, и от этого мне кажется, будто Ричард уплывает, отдаляется от меня. Непрошеные слезы обжигают мне веки, и я с отчаянием смотрю сквозь их дрожащую пелену на зажатый в руке мобильник. Может, позвонить еще раз? А вдруг он подумает, будто я навязываюсь?..