Сара Бауэр - Грехи дома Борджа

– Итак, вы перестанете на меня пялиться и объясните, что́ привело вас на борт моего корабля.

Я взяла на руки пса и зажала ему нос, чтобы он замолчал, хотя мне никогда не удавался этот трюк так, как Чезаре. Мне показалось, будто плечи Гидеона слегка расслабились, когда в помещении стал слышен лишь глухой стук весел.

– Моя цель лишь служить вам, герцогиня. – Он перевел взгляд на палубу, но мне показалось, он не совсем раскаялся, как того желала мадонна.

– Слова красивые, но я слышала и намного красивее, прежде чем покинула пределы детской. Всю мою жизнь меня окружали льстецы.

– Тогда вы поймете, что я не льщу вам. Я не придворный, герцогиня…

– Это точно.

– …но владею мастерством, которое, полагаю, доставит вам радость.

– Каким же именно? Обманом? Хитростью? Умением шпионить и читать чужие письма? Я могла бы и за меньшее приказать, чтобы к вашим ногам привязали камни, а потом швырнули в реку.

Его рука потянулась к сумке, пристегнутой на поясе рядом с ножом. Донна Лукреция дернулась.

– Виоланта, что он делает? Где моя охрана?

– По-моему, он не желает вам зла, мадонна.

– Я всего лишь хочу показать вам свое мастерство, герцогиня. – Гидеон поддразнивал ее. Никто никогда не дразнил мадонну, даже герцог Альфонсо. Он вынул из сумки пачку листов и передал мне.

– Окажите мне честь, герцогиня, взгляните на эти наброски для заказа, который я выполнил в последний год понтификата вашего досточтимого отца для маркизы Мантуи.

Я бросила взгляд на листы, прежде чем положить их на колени мадонны. На меня смотрели лица, до странности знакомые, хотя и перечеркнутые прямыми линиями с небрежно надписанными сверху размерами. Я увидела и султана в тюрбане, и усатого кота. Кудрявый херувимчик последовал за раскосым мандарином. Последним оказался рисунок черепа с плутовским оскалом и бриллиантом, врезанным в зуб.

– Кажется, я знаю их, – произнесла мадонна, сдерживая волнение, и у меня появилась надежда, что гроза миновала. Она разглядела талант в работах Гидеона и почуяла возможность отобрать мастера у донны Изабеллы. – Это маски, изготовленные для моего брата? Подарок от маркизы.

– Совершенно верно, герцогиня. Она заказала двадцать пять золотых масок и столько же серебряных. Мне предстояло заниматься серебром, но вскоре мой мастер заболел, а медлить было нельзя, золото ведь растет в цене, вы понимаете. Поэтому я выполнил эскизы и литье самостоятельно, под наблюдением мастера.

– Это литье, не чеканка? – поинтересовалась мадонна, проявляя проницательность, схожую с той, с которой хозяйка проверяет качество постельного белья или свежесть рыбы.

– Здесь вы видите отлитые маски, герцогиня. Но была и чеканка, если требовалось по эскизу.

– И кто был вашим мастером, юноша?

– Сперандио, герцогиня.

– О да, я его, кажется, знаю. По-моему, он отливал медаль с изображением моего благородного свекра. Он владеет и оружейным литьем.

– Он умер в прошлом году, герцогиня, достигнув почти восьмидесяти лет.

– Да смилостивится Господь над его душой. – Донна Лукреция перекрестилась, а Гидеон посмотрел, последую ли я ее примеру.

– Значит, вы теперь сам себе хозяин?

– Надеюсь когда-нибудь обзавестись собственной мастерской, ведь пока я берусь за любую работу, какая подвернется.

– И вы не боитесь создавать образы людей?

– Маски не олицетворяют живое, герцогиня. Это всего лишь маски.

– Что ж, вероятно, мы еще сделаем из вас христианина, сир д\'Арзента. Ваша сестра весьма набожная женщина.

Он отвесил поклон, но во взгляде сквозила непокорность, заставившая меня предположить, что вряд ли Гидеон когда-нибудь пойдет доро́гой Фидельмы.

– Ладно, вы отольете медаль с изображением моего лица на одной стороне и вашим собственным рисунком на другой в ознаменование моего первого года в качестве герцогини Феррарской. Она должна быть готова к началу Великого поста.

– Благодарю, герцогиня. Вы не пожалеете, что доверили мне заказ.

– Вам известно, для какой цели маркизе понадобились маски?

– Это всем известно, герцогиня.

– В таком случае я напомню, что случилось с теми, кто вступил в заговор против моего брата в Сенигаллии. Если вдруг у вас возникнет соблазн совершить то, что заставит меня пожалеть о сделанном выборе.

Сегодня утром мне принесли зеркало, хорошее, отполированное серебро, и впервые за много месяцев я увидел свое лицо. Я так и не понял, что это за дар такой.

Когда мы вернулись в Феррару, к окончанию охоты, что устроил Строцци в Остеллато, мадонна уже получила церковное благословение после родов, и у меня не осталось сомнений, что они с доном Франческо каким-то образом ухитрились дать выход своей страсти, хотя среди гостей в загородной вилле Строцци были и дон Альфонсо, и кардинал Ипполито. Очевидно, герцог так увлекся состязанием, кто больше настреляет дичи, что не замечал проделок своей жены, но меня поражало, что они сумели провести Ипполито. Лично для меня все было ясно, хотя дон Франческо не мог побывать у нее в спальне, как и она у него. Наверное, они воспользовались шансом, укрывшись в каком-нибудь гроте в саду сира Эрколе, или в лесу во время верховой прогулки, или в лодочном сарае, где он держал свою роскошно оснащенную речную баржу. Донна Лукреция была очень оживлена, чего я ни разу за ней не замечала после смерти ее отца, а дон Франческо, отличавшийся большим пылом и неразборчивостью в связях, беспечно оказывал ей знаки внимания. Они буквально излучали вожделение, и я чувствовала себя как изголодавшаяся женщина, ловящая запахи, что доносит ветер из пекарни.

Как только мы вернулись в Феррару, чтобы провести там зиму, мадонна стала капризной и нетерпимой, а дон Франческо отправился в Мантую ожидать родов своей жены. Я радовалась, что снова дома, с удовольствием предвкушая спокойные недели рождественского поста, вечера у камина, которые мы проводили за шитьем риз для собора и собственных бальных платьев, развлекаясь низменными сплетнями и чтением изящной литературы, чтобы подготовиться к предстоящему сезону. Я находила покой в том, что ни верность, ни флирт для меня не имели значения. Ценила обыкновенные вещи, такие, как запах горящей древесины, паутину, сверкающую росой, шум дождя, когда среди ночи капли стучат по оконным ставням. Это был предел моих мечтаний, и большего мне не хотелось.

Готовясь к рождественскому посту, донна Лукреция возобновила визиты к сестре Осанне, хотя условия в монастыре Святой Екатерины стали менее строгими, чем раньше. Вскоре после смерти старого герцога поползли слухи, будто сестра Лючия Нарнийская мошенница, она сама нанесла себе стигматы, а потом по ночам, уединившись в келье, расковыривала затянувшиеся ранки острой палочкой. В этой самой келье ее и заперли, не позволяя даже посещать службу в часовне, зато авторитет сестры Осанны возвысился до небес. Теперь она была единственным подлинным носителем ран Христа в Ферраре, перестала скрывать свое пристрастие к сладкому и мягкой мебели, став похожей на ребенка-тирана, получающего то, что хочет.