Сара Бауэр - Грехи дома Борджа

Утро запланированного визита в конце ноября выдалось холодное, дыхание реки зависло над городом тяжелым туманом, оседавшим каплями на стенах замка под гобеленами, вывешенными на зиму. Однако мадонна проснулась, жалуясь на головную боль и ноющие кости, поэтому вместо себя в монастырь послала меня с дарами – ароматными восковыми свечами и вишней в сиропе. Свечи, как она сказала, следовало использовать во время молитвы за освобождение Чезаре. Я улыбалась, кивая, а сама чувствовала себя плотным гобеленом, за которым стекает холодный пот зимы.

Дорога в монастырь проходила мимо дворца Джулио, и я, под влиянием минуты, решила заглянуть туда и повидать Анджелу. Мы мало общались после моего возвращения, а остановка в пути, пусть и коротком, была необходима, поскольку от сырости у меня невыносимо разболелись колени. Наверное, аптекарь, изготовивший пилюли, прописанные мне сиром Тореллой, что-то напутал в рецепте.

Во дворе уже стояло несколько лошадей и мул, по алой попоне которого я сразу догадалась, что на нем приехал кардинал. Меня слегка передернуло, но вовсе не от холода. После ссоры из-за Рейнальдо братья не обменялись ни одним добрым словом. Присутствие Ипполито в доме Джулио не предвещало ничего хорошего. Еще до того, как раб распахнул огромные створки дверей, до меня донесся разговор на повышенных тонах.

– Где он? – воскликнул Ипполито. – Могла бы уже сказать. Все равно мои люди обыскивают дом и сад. Они обязательно найдут его.

– Убери от меня руки! – кричала Анджела. – Джулио здесь нет, а о твоем несчастном певце мне ничего не известно, и вообще я о нем не думала. – Хотя слова были резкие, в голосе звучали напряжение и страх.

Слуга в нерешительности замер, рука в белой перчатке зависла над серебряной с золотом дверной ручкой. Я подбодрила его кивком.

– Монна Виоланта, – объявил он, для виду поклонился и поспешил удрать.

Ипполито, державший Анджелу за запястье, оттолкнула ее, как горящую головешку, увидев меня. Анджела кинулась обниматься, и я почувствовала, что она вся дрожит, когда ее пересохшие губы коснулись моей щеки. Она осталась стоять рядом, вцепившись в мою руку, а Ипполито в своем алом шелке, натянутом на груди, повернулся спиной к огню и сжал кулаки. За то время, что мы не виделись, он значительно прибавил в весе и стал напоминать мощного коренастого бойцового бычка, а его гнев, казалось, наполнил всю комнату.

– Я ехала в монастырь Святой Екатерины, – тихо и сдавленно проговорила я. – Вот и подумала…

Дверь снова распахнулась. Анджела облегченно выдохнула, но тут же снова напряглась, заметив, что это не Джулио, а один из охранников Ипполито.

– Ничего, Ваше Высокопреосвященство, – сказал он, ловко щелкнув каблуками. – Мы везде посмотрели, даже в леднике.

– Во всех пристройках? А в пещере за водопадом? В храме Трех граций?

– Так точно, Ваше Высокопреосвященство.

Ипполито досадливо фыркнул и подошел к нам, остановившись так близко, что до меня долетели винные пары его дыхания и камфарного масла от одежды. Уставившись на Анджелу, словно меня здесь не было, он спросил:

– Как по-твоему, почему этот маленький бастард хочет получить все, что принадлежит мне?

– Я не принадлежу тебе, как и Рейнальдо. Бог даровал каждому из нас свободную волю.

– И ты осмеливаешься говорить со мной о Боге, шлюшка? – Ипполито занес руку, словно собираясь ударить Анджелу, но она не дрогнула, с вызовом вздернула подбородок, и он опустил руку. – Что он может тебе дать, чего я не могу, Анджела? У меня и богатства больше, и власти, и ты не станешь притворяться, будто я не знаю, как тебя ублажить.

– Любовь не определяется богатством, властью и опытом в постели, Ипполито, – терпеливо произнесла она, словно взрослый, разговаривающий с упрямым ребенком. – Я люблю его. Один взгляд его глаз означает для меня больше, чем все, что ты можешь мне дать. Мне жаль.

– Жаль? Да ты понятия не имеешь, что означает жалость. – Он помолчал, тяжело дыша. – Однако вскоре ты это узнаешь.

Позвав своих охранников, он нас покинул. Анджела опустилась на подоконник, прислонившись спиной к открытой ставне. Я присела рядом и ждала молча, пока она смотрела в сад, не в силах задержать взгляд ни на одном предмете дольше секунды. Ее беспокойство напоминало тот фонтан, что бил внизу, чьи струи разлетались на ветру. Вскоре Анджела немного успокоилась, улыбнулась и взяла мои руки в свои.

– Я беременна, – сообщила она. – Мне кажется, это давно должно было случиться, но… сама знаешь… после аборта… А тут недавно вечером я почувствовала, как ребенок шевельнулся. Поначалу я решила, что это просто несварение – на ужин подавали очень жирные макароны, – но Джулио предложил помассировать мне живот и сразу все понял. – Подруга прижала мою ладонь к своему боку. – Вот тут. Потрогай. – Живот у нее был небольшой, но твердый, и через несколько секунд я действительно ощутила под ладонью трепет новой жизни.

– По-твоему, сколько месяцев? – спросила я, стараясь изобразить взволнованность и радость.

– Пять, может, шесть. Ну разве это не чудесно? Теперь нам должны позволить пожениться.

– Надеюсь, ты не призналась Ипполито.

– Ты первая, кому я рассказала. Если бы ты сегодня не приехала, я бы разыскала тебя даже прежде Лукреции. Порадуйся за меня, Виоланта.

Я улыбнулась, надеясь, что улыбка послужит примочкой на рану в моем сердце. Мне хотелось разделить радость; я все равно не смогла бы вернуть себе ребенка, возмутившись ее счастьем. И через какое-то время я начала оттаивать под действием ее тепла. Мы перешли с подоконника на мягкий диванчик рядом с камином. Рабыня подбросила в камин дров и принесла поднос с разными салатиками, гренками и жаренными в масле кроличьими ушами, от которых Анджела отказалась из страха, что у ребенка будет заячья губа. Мы поговорили о необходимости питаться горячей пищей, чтобы родился мальчик, отдыхать и не пренебрегать физической нагрузкой, обсудили имена и то, как Анджела обставит комнату для родов. Она выразила надежду, что я сумею быть рядом в решительный час, и рассказала, что Джулио уже сочиняет песни, дарящие покой во время родов. Дверь в комнату будет открыта, пояснила Анджела, для приличия повесят лишь занавеску, и Джулио будет сидеть снаружи вместе с музыкантами и петь своим прекрасным голосом. Мы посплетничали насчет донны Лукреции и дона Франческо Гонзага, о том, как часто они обмениваются письмами. Мадонна говорила, что дон Франческо помогает ей в ее попытках освободить Чезаре из тюрьмы, и, вероятно, тут она не кривила душой. Это был бы самый верный для него путь к ее сердцу.

Приближался вечер, а когда пришла рабыня и зажгла свечи, я вдруг вспомнила, что не выполнила поручения к сестре Осанне. Анджела прошлась по двору, провожая меня. Я села на мула, а она стояла и гладила его по носу, пока мы прощались, договариваясь о встрече на следующий день, когда Анджела приедет в замок, чтобы сообщить кузине новость о своей беременности. Внезапно ворота на улицу с грохотом распахнулись, и во двор галопом ворвался Ферранте, разогнав во все стороны кур и кошек и чуть не раздавив мальчишку, таскавшего воду из колодца. В семье герцога Эрколе до сих пор соблюдался траур, и нестриженая шевелюра и борода Ферранте обрамляли искаженное болью лицо наподобие диких желтых змей. Вздымающиеся бока лошади, темные от пота, покрывала пена.