Сара Бауэр - Грехи дома Борджа

– Прости, – прошептала подруга и пояснила: – За шутку про еврея.

Я наклонилась, чтобы забрать собачку, и когда наши лица сблизились настолько, насколько позволяли поля шляпы, спросила:

– Почему это должно меня оскорбить?

Выпрямившись, я заметила, что Джулио сердито поглядывает на меня, придерживая пострадавшую руку ладонью здоровой руки.

– Она, наверное, все слышала, – обратился он к брату, который стоял рядом и потирал челюсть, успевшую распухнуть так, что это не скрывала даже аккуратно подстриженная борода. Кровь, брызнувшая изо рта, растеклась темным пятном по алой сутане. Ипполито шагнул ко мне, даже не взглянув на Джулио, и я ощутила запах крови в его дыхании.

– Шпионишь для Валентино, девушка? – прошепелявил он.

Опасаясь, что он может схватить меня, я прикрывалась Фонси, как щитом; угроза невелика, но зубки у него острые, а нрав крутой. Песик, словно сообразив, что́ от него требуется, тоненько зарычал, и я увидела, как в темных глазах Ипполито вспыхнули насмешливые огоньки. Он скривил губы, поморщился и добавил:

– Будь уверена, отныне я стану следить за тобой. И если ты думала переслать ему весточку, то помни, как легко гонцу сбиться с пути в наших болотах. И своей хозяйке передай то же самое. Джулио, лодка отходит через десять минут. Не опоздай.

Я отвернулась, но Джулио, не обращая внимания на слова брата, опустил тяжелую ладонь мне на плечо и развернул к себе. Фонси истерически залаял. Анджела забрала его у меня, погладила по головке, ласково причитая, и пес успокоился, поудобнее устроился на руках и засопел.

– Это правда?

– Что я шпионка герцога Валентино? Нет, Джулио, неправда. – До этой минуты я испытывала душевный подъем, польщенная, что Ипполито мог вообразить, будто Чезаре настолько доверял мне, что сделал своей шпионкой. Теперь же, когда Джулио решил докопаться до истины, я с горечью осознала, насколько абсурдно данное предположение. – Он мог бы сегодня днем захватить Феррару, а я скорее всего узнала бы об этом лишь на следующей неделе, – произнесла я, чувствуя, как по телу разливается черная желчь. Тревога в глазах Анджелы, таких же, как у всех Борджа, только усугубила мое состояние.

– Но ты ведь видишь его письма герцогине? – не отступал он.

– Она видит ровно столько, сколько все мы, – отрезала Анджела. – Свернутый пергамент и красную печать на пурпурной ленточке. Нам остается гадать, что происходит между госпожой и ее братом.

Мне показалось, она лжет, но о чем, я понятия не имела. Я была признательна ей за вмешательство, благодаря которому выглядела менее глупо, поэтому согласно кивнула.

– А теперь мы должны заняться твоей рукой, пока она не онемела.

Отпустив какую-то недостойную шутку по поводу онемелых конечностей, Джулио позволил увести себя, а мне предстояло одной вернуться к своему рукоделию, если не считать всеми покинутого Фонси, увязавшегося за мной. Анджелу и Джулио поглотила густая тень крытой галереи, проходившей снаружи Сала-дель-Элефанте. Сад внезапно показался опустевшим. Тяжелую тишину не нарушал ни скрип тележки, ни щелканье ножниц для обрезки кустов. Даже легкий ветерок не тревожил водную гладь озера, не заставлял кроны деревьев шелестеть, и птицы в гнездах больше не пели в такую жару. Со стороны дома не доносился шум с кухни, где готовили дневную трапезу. Жара облепила со всех сторон, солнце словно колотило молотом по голове, ошпаривая легкие при каждом вдохе, края корсета натирали подмышки, где промокшая от пота рубашка сбилась в сырой комок.

Мне было безразлично, что там захватил Чезаре – Флоренцию, Милан, Венецию или саму Святую Римскую империю. Я хотела, чтобы он поскорее покончил со всем, что запланировал, приехал сюда и наполнил этот скучный двор шутками, интригами, испанской музыкой и карточными играми. Я бы сама залезла на это чертово дерево и набрала его колючих плодов ради возможности увидеть, как он запрокидывает голову и смеется над голыми шлюхами, ползающими среди фонарей за каштанами. Закрыв глаза, я представила, как Чезаре зажимает кончик языка белыми зубами, ощутила запах его надушенных волос, когда он откидывает их за спину. Жасмин, оливы, соленый воздух Остии, если ветер дует с запада, и нечто тайное и дикое, присущее ему одному, его суть, вероятно. Или, может, моя истощенная память страдала от галлюцинаций, вызванных голодом.

Хотя мы все расходились по своим комнатам на время дневной жары, Анджела не присоединилась ко мне в нашей спальне. Наверное, занималась разбитыми пальцами Джулио. Я не сомневалась, что Джулио не послушается Ипполито и не вернется в город. Положение бастарда горячо любимой любовницы делало его скользким, как угорь, – такого не поймаешь. Фидельма по праву должна была бы тоже разместиться в нашей комнате, но если у нас с Анджелой и возникали разногласия с тех пор, как мы переехали в Феррару, насчет этой особы мы придерживались единого мнения. Она была мрачной, набожной и абсолютно ненадежной. Любой секрет, доверенный Фидельме, отскакивал от нее, как вода от горячей стали, и мог приземлиться где угодно и в каком угодно искаженном виде. В общем, мы постарались, чтобы в нашей спальне ей места не хватило.

Не знаю, что меня разбудило. То ли встревоженный шепот Анджелы, пока она трясла меня за плечо, как застрявший в замке ключ, то ли я сама очнулась за несколько секунд до этого, придя в сознание от криков, проклятий, звона разбитого стекла и треска дерева.

– Виоланта! Проснись. Помоги мне с Лукрецией.

– Что случилось? – Веки мои распухли, в глаза словно насыпали песок, а голову наполнила плесень, успевшая забить весь рот.

– Она получила письмо от Чезаре.

Сердце точно сжал сильный кулак.

– Он мертв?

– О Боже, я же сказала, от него, а не о нем.

– Прости, прости. – Я затрясла головой и протерла глаза. Из дальнего коридора до меня донеслись крики донны Лукреции на каталанском.

– Он занял Урбино.

– Правда?

– Да, – подтвердила Анджела, неверно истолковав мое потрясение, которое мне не удалось скрыть. – Он перешел все границы. Гвидобальдо – популярный правитель. Бог свидетель, одно время он даже был самим гонфалоньером дяди Родриго. А его жена – золовка донны Изабеллы. Лукреция вне себя. Если мы не сможем ее успокоить, я опасаюсь за ребенка.

Я затянула лиф, сунула ноги в туфли, поспешила за Анджелой, но мысли мои были о другом – я вспоминала любопытный эпизод, пережитый в дворцовом саду в Урбино. Неужели я все знала с самого начала? Может, мне еще тогда следовало рассказать? Но никто бы не поверил. От меня бы просто отмахнулись, как Анджела, сочтя, что я обезумела от любви и невостребованной страсти. А кроме того, что бы я могла рассказать? Как услышала шепот и уловила запах духов, легкое дуновение, которое принес зимний ветер?