Сара Бауэр - Грехи дома Борджа

Существует лихорадочная раболепная любовь, считающая предмет своего обожания невероятно хрупким, неспособным выдержать все тяготы жизни. В то лето такая любовь распространилась повсеместно, вроде болотной лихорадки.

Однажды утром я сидела в лоджии и вышивала свою часть алтарного покрывала, которое донна Лукреция пообещала собору в благодарность за выздоровление Анджелы. Отвлекшись на секунду от мелкой работы, я заметила в саду Анджелу и Джулио. Лоджия выходила на северо-восток, не на Феррару, поэтому мы не могли видеть, как лодка Джулио пересекла озеро. Анджела лежала в подушках на мраморной скамье в тени каштана, чья листва шелестела в утреннем ветре с озера и отбрасывала на ее лицо кружевную тень. Джулио пристроился рядом на подлокотнике скамьи с открытой книгой на коленях. Драгоценные камни в переплете ярко сверкали, когда он брал книгу в руки, чтобы почитать вслух своей любимой. Из-за этого блеска я, наверное, и обратила на них внимание.

Я позавидовала подруге, этой простой радости – сидеть в солнечном саду и слушать, как читает любимый, ощущать запах его волос, тепло тела, наслаждаться интонациями голоса. И тут я осознала, что больше не слышу голоса Чезаре. Все равно что совершила измену. И чем дальше я пыталась припомнить его, тем больше воспоминание распадалось на отдельные фрагменты, крошилось, как старая мавританская кирпичная кладка в Толедо. Стоило ее коснуться, как на руках или одежде оставались красные пятна, словно старинные здания были изъедены тоской по дому тех людей, кто их строил.

– Отложи ненадолго работу, Виоланта. Пусть глаза отдохнут.

Только когда ко мне обратилась донна Лукреция, а музыканты, развлекавшие нас игрой на лютне и теорбе, умолкли, я почувствовала, что мои глаза полны слез. Мадонна, наверное, заметила, что я их вытираю. Тыльная сторона руки, в которой я держала иголку, была мокрой от влаги. Я могла бы выколоть себе глаз или запачкать слезами алтарную ткань.

– Да, мадонна, – кивнула я, глядя сквозь слезы на ее добрую теплую улыбку.

– Приведи кузину Анджелу. Выздоровление сделало из нее ленивицу.

Остальные дамы вежливо посмеялись, и их смех пролетел по лоджии, как бабочка.

– Да, мадонна.

Когда я спустилась на четыре лестничных пролета и оказалась в саду, преследуемая запыхавшимся Фонси, Анджела с Джулио находились уже не одни. К ним присоединился кардинал Ипполито, сверкая алой сутаной на ярком солнце. Джулио отложил книгу в сторону и поднялся со скамьи. Братья о чем-то спорили. Не желая помешать семейной ссоре, я подхватила песика и спряталась за решетку, увитую жимолостью. Я не собиралась подслушивать, но не могла не слышать их громких голосов.

– Я не для того переплыл озеро в эту жару, чтобы мной так пренебрегли! – громыхал Ипполито. Наверное, точно так же он выходил из себя, одолеваемый в детской братьями и сестрами. – Наш отец призывает тебя вернуться в Феррару.

– Он всегда старается отозвать меня отсюда. На самом деле я там не нужен. – Отцовский приказ не тронул Джулио; в это лето для него имела значение только Анджела и ее здоровье.

– На сей раз не так. Из Флоренции приехали послы. Состоится семейный совет.

– Но ведь я не считаюсь членом семьи, разве нет? Это твой совет ему нужен, совет Ферранте и, может, даже Сигизмондо. Со мной он посоветуется в последнюю очередь.

Ипполито принялся вышагивать по гравийной дорожке, шелестя сутаной.

– Перестань нести вздор, Джулио. Сам знаешь, он тебя любит.

– Конечно, любит. Я бы сказал, он и маму мою любил больше, чем твою. Но это не означает, что он дорожит моим мнением. В моих жилах нет ни капли королевской крови Арагона.

– Джулио, я должен поговорить с тобой с глазу на глаз.

Тот рассмеялся необычным, резким смехом, от которого Фонси у меня на руках заскулил и принялся вырываться.

– Какие могут быть секреты у нас троих друг от друга?

– Джулио… – подала слабый и жалобный голосок Анджела.

– Я серьезно. Все, что тебе нужно сообщить мне, можешь сказать при донне Анджеле.

– Анджела… дорогая. – Было странно слышать ласковое обращение из уст Ипполито. Я удивилась, что они спорят вовсе не из-за того, нужны или нет герцогу Эрколе все его сыновья на встрече с послами из Флоренции. – Не то чтобы я хотел иметь секреты от тебя… после всего, что мы… вместе выстрадали. – Со стороны казалось, будто он срывает слова с колючего кустарника. Снова зазвучал тот необычный смех Джулио, и пес заерзал у меня на руках. – Дело не столько в тебе, – продолжил Ипполит, – сколько… в твоей семье.

Теперь настала очередь Анджелы смеяться. Уже несколько недель я не слышала, чтобы ее голос звучал так сильно.

– А, понятно, – промолвила она. – Что на сей раз натворил мой кузен? Вторгся во Флоренцию?

Я услышала шорох, звуки борьбы, пронзительно вскрикнула Анджела, но покинуть свое укрытие я не решилась. Разговор зашел слишком далеко, чтобы мое подслушивание могло сойти за невинную случайность.

– Что ты знаешь? – взревел Ипполито. – Что он тебе сообщил?

– Убери от нее руки! – закричал Джулио.

– Ничего, – ответила Анджела. – Ты больший дурак, чем я думала, если веришь, будто Чезаре со мной откровенничает. Он не расстается со своими замыслами, как еврей с кошельком.

Я поморщилась.

– Вот видишь? – усмехнулся Ипполито. – Ей нравится грубоватое обращение. Оно помогает оттачивать остроумие.

Послышался звук удара, и наступила тишина, которая длилась довольно долго. Я зажала рукой собачий нос, чтобы заглушить скулеж.

– Проклятие, зуб шатается, – сказал Ипполито, шамкая, как старик.

– Ой, Джулио, как ты теперь будешь играть для меня на лютне? Взгляни на свои разбитые пальцы. Я должна обязательно обработать раны.

– Расспроси нашу новую герцогиню, Ипполито. От своего брата она получает больше писем, чем от нашего. Наверняка он поделился с ней своими планами. Что еще у него есть в жизни, кроме стремления поглотить всю Италию?

– Думаешь, он решится действовать, пока Альфонсо и наш зять Гонзага находятся при французском дворе? Ты глупец. Он зависит от Людовика, ведь тот оплачивает содержание половины его армии.

– Даже если Альфонсо и Франческо нашептывают в ухо Людовику, говорят, будто Валентино готов пощекотать ему более чувствительные места.

– Нет, право, какая ерунда. Мой покойный кузен Хуан – возможно, но только не Чезаре.

– Вот как? – воскликнул Ипполито, не обратив внимания на попытку Анджелы защитить добродетель Чезаре. – А кто говорит? Кухарки Ферранте?

Толстый и мохнатый Фонси вывернулся из рук, как скользкая форель, хлопнулся на землю и помчался, перебирая короткими лапками, к Анджеле и Джулио. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним, надеясь, компания не поймет, что я слышала весь разговор. Анджела нагнулась, чтобы погладить пса, и посмотрела на меня снизу вверх. Ее лицо было скрыто в тени широкополой шляпы от солнца, но я сразу поняла по тому, как углубились ее морщины у рта, проступившие после болезни, что она знает: я все слышала.