Сара Бауэр - Грехи дома Борджа

Однажды днем, когда мадонне стало чуть лучше, я отправилась к себе, чтобы отдохнуть и переодеться, а вернувшись, обнаружила, что толпа перед ее покоями разошлась и теперь службу у дверей спальни несет Микелотто да Корелла.

– Ну-ну, – сказал он, наклеивая на свою рябую физиономию подобие улыбки. – Маленькая иудейка. Симпатичная награда для моего господина.

– Он здесь?

У меня перехватило дыхание. Пол закачался и стал уходить из-под ног, словно палуба на корабле. Микелотто кивнул. Я чуть не бросилась его целовать, хотя от него несло чесноком и прогорклым маслом и зубы у него были как у старой лошади.

– Но его нельзя беспокоить. – Микелотто расправил плечи и нарочито поднес правую руку к эфесу меча.

– Донна Лукреция будет меня искать. – Я приказала сердцу успокоиться, но оно не послушалось. – Я ее выхаживаю, знаете ли.

– Только не сейчас, – усмехнулся Микелотто. – Подождешь здесь, пока за тобой не пошлют. Кстати, я бы выпил вина, прежде чем ты устроишься с удобствами. И съел чего-нибудь. Мы почти добрались до Милана, когда он решил завернуть сюда. Мы ни разу не останавливались даже сменить лошадей.

– Съестного у нас очень мало. С тех пор как началась лихорадка, город на осадном положении. Вам еще повезло, что вас пустили в ворота.

– Но мы ведь госпитальеры, видишь? – Он показал на белый крест, украшавший его рыцарский плащ. – Мы приходим на помощь больным.

Чезаре, подумала я, чуть не лопаясь от радости, способен из всего сделать шутку.

– Посмотрю, что смогу найти на нашей кухне. Но дальше не пойду, учтите.

– Боишься, что он опять удерет от тебя? Привыкай к этому, девушка.

– Не хочу уходить далеко от госпожи. Вдруг я ей понадоблюсь.

– Приведи Тореллу, Микелотто. Живо. – Голос Чезаре, мелодичный и сильный, с легким испанским акцентом.

Не так я представляла нашу встречу. Хорошо хоть, сорочка на мне была чистая и волосы расчесаны. Я присела в реверансе и ждала, устремив взгляд в пол, что Чезаре обратится ко мне.

– Виоланта, слава богу. Идем со мной. – Ни приветствия, ни удивления; можно подумать, мы расстались только вчера.

– Господин.

Теперь, по крайней мере, я могла на него взглянуть. Лицо белее мела, неподвижное, как маска. Даже губы, сжавшись, побелели, и борода припорошена дорожной пылью. В глазах мелькал страх, хотя чего он опасался, я не поняла – того, что увидел в спальне у мадонны, или того, что не выдержит и выдаст себя. Повернулся ко мне спиной и ушел в спальню, придержав дверь ладонью. Перчаток на нем не было, и я заметила у него под ногтями черные полумесяцы грязи. Рука его слегка дрожала, и мне до боли хотелось дотронуться до нее, ощутить человеческое тепло, прощупать каждую косточку от запястья до кончиков пальцев.

Тут в мое сознание, затуманенное внезапной близостью Чезаре после долгих месяцев тоски, постепенно вторглось тихое звериное рычание и булькающие звуки. Я поспешила за Чезаре и чуть не столкнулась с ним в дверях. Спеша на помощь к мадонне, я оттеснила его в сторону, коснувшись плечом и боком плаща госпитальера, и чуть не обожглась от жара его тела.

Когда я покидала мадонну, она лежала укрытая, а теперь же оказалась поверх одеял, завернутая в халат, соскользнувший с одного плеча. Полы халата разошлись, так что была видна одна нога. Спина у нее выгнулась так, что я опасалась, как бы не треснул хребет, глаза закатились, изо рта шла пена, а из напряженного горла доносилось звериное рычание. Фонси, который, как всегда, сидел на кровати рядом с хозяйкой, зашелся сумасшедшим лаем.

– Мы только что разговаривали и…

– Что? Я не слышу.

Чезаре снова попытался что-то объяснить, но из-за пронзительного собачьего тявканья ничего нельзя было разобрать. Тогда он схватил пса за шкирку. Пес заскулил, а я поморщилась.

– Заткнись, – велел он собаке и зажал ей нос, прежде чем вернуть на место в ногах кровати, где Фонси притих, уткнув морду в лапы.

Мне захотелось стать песиком для Чезаре. Я бы лежала у него в ногах, вдыхала его запах, терпела пинки или поцелуи, в зависимости от настроения, и была бы благодарна за любое проявление внимания.

– С этим мне не справиться, – произнесла я. – Ей нужен лекарь.

– Я привез Тореллу. Сестра мне показалась вполне здоровой, поэтому я послал его отдыхать. Он не привык сутки проводить в седле вроде нас с Микелотто. – Чезаре обернулся к двери: – Микелотто! Где, черт возьми, Торелла? Сколько времени нужно, чтобы отыскать кого-то в этой проклятой хибаре?

Ответа не последовало.

– Теперь ты должен мне помочь, – сказала я. Мне было уже не до церемоний, и если он счел меня дерзкой, то мог бы разобраться со мной по своему усмотрению после окончания кризиса. Так или иначе. – Нам нужно повернуть мадонну на бок. Вот так. Крепко держи ее, пока я подложу ей сзади подушки, чтобы она снова не перевернулась на спину. Теперь язык. Говорят, при падучей можно откусить себе язык.

Чезаре буквально прирос к боку сестры.

– Нет у нее падучей, – заявил он, пока я носилась по комнате в поисках ремешка или палки, чтобы вставить ей между зубов.

– Иногда лихорадка вызывает эту болезнь. Я видела у других.

Ничего подходящего. Флакончики с духами, щетки для волос, коробочки с кошенильной пастой, пояса с драгоценными камнями и шляпные булавки. А то, что нужно…

– Твой пояс от меча. Дай мне пояс от меча.

Чезаре успел отстегнуть меч и поставить его в угол. Мои слова на него не подействовали, он словно застыл, не в силах шевельнуться.

– Пояс от меча! – крикнула я, перегнувшись через кровать так, что мое лицо оказалось рядом с его лицом.

Чезаре вздрогнул, выпрямился, попытался расстегнуть ремешок, но не сумел. Пальцы не слушались. Тогда я обежала вокруг, втиснулась между ним и кроватью, наши бедра и животы были тесно прижаты друг к другу в некой пародии страсти, которую мы оба не совсем сознавали. Я расстегнула ремень, взобралась на кровать и, опустившись на колени позади донны Лукреции, сунула ей в рот. Она выгнула шею и брыкалась, как упрямая лошадь, не желая прикусывать ремешок. Стараясь успокоить ее, я растирала ей спину. Только тогда я заметила, что скомканная постель мокрая.

– У нее отошли воды, – сказала я Чезаре, разворачиваясь на кровати к нему лицом.

– На два месяца раньше срока.

Мы уставились друг на друга со спокойствием, за которым скрывалась полная безнадежность. Даже донна Лукреция затихла, выйдя из припадка. Она глубоко выдохнула и улеглась удобнее, словно собираясь заснуть. Схватки затихли, будто ребенок тоже понял, что теперь ничего не поделать. Чезаре встряхнул головой, точно бы пробуждаясь от сна.

– Торелла! – проревел он. – Именем Господа, где ты?

Появление Гаспаре Тореллы, все еще сжимавшего в руке кусок хлеба с сыром, сразу всех успокоило. В Риме я несколько раз виделась с лекарем Чезаре. Он был не только любезным и обходительным, но и сведущим в своем ремесле. В общем, он мне нравился, так как часто смешил меня. Родом он был из Валенсии, и Чезаре, насколько я знала, очень ему доверял. Торелла вылечил его от сифилиса с помощью сложного режима очистки организма, кровопускания и ртутных паров, о чем только и говорили в Стиглиано, где Чезаре все это терпел. Затем Торелла написал трактат о лечении при горячей поддержке своего пациента, после чего слава его росла день ото дня. С доходов он преподнес своему молодому покровителю золотую пилюльницу, отделанную эмалью, для хранения пилюль чистотела и алое, которые тот должен был принимать ежедневно во время еды, чтобы не допустить возвращения болезни.