Филиппа Грегори - Подкидыш

– Простите меня, – сказал он вдруг. – Какой-то я сегодня невероятно рассеянный.

– Что-нибудь случилось? – тут же спросила Изольда, а брат Пьетро так и вперился в Луку долгим немигающим взглядом.

– Нет, ничего особенного, просто мне сон странный привиделся, только и всего. И теперь мысли не знают покоя, в них все еще мелькают какие-то обрывки невнятных образов и картин – знаете, как это порой бывает? Когда никак не можешь перестать думать о том, что тебе приснилось.

– А что это был за сон? – спросила Ишрак.

Лука мгновенно побагровел от смущения и пробормотал:

– Да я его уж и помню с трудом. Так, отдельные образы…

– Какие образы?

– Ну, это, пожалуй, и объяснить толком невозможно, – запинаясь, промямлил Лука. И быстро взглянул на Изольду. – Я вам обеим, наверное, полным дураком кажусь, да?

Изольда молча улыбнулась и покачала головой.

– Засахаренные сливы! – торжественно объявил Фрейзе, внезапно появляясь в дверях, и подал на стол сласти. – Уж сколько суеты было вокруг них на кухне! И чуть ли не все деревенские дети ждут у задних дверей – не достанется ли немножко и им тоже.

– Боюсь, мы причиняем нашей хозяйке слишком много хлопот! – вздохнула Изольда.

– Между прочим, знатные синьоры во время путешествия обычно останавливаются в городах, а не в деревнях, – заметил брат Пьетро. – И вам следовало бы поскорее присоединиться к достаточно большой группе путешественников, среди которых имеются также и женщины.

– Как только мы с такой группой повстречаемся, то сразу же к ней присоединимся, – пообещала ему Изольда. – Я понимаю, мы злоупотребляем вашей добротой и терпением, странствуя вместе с вами.

– А денежный вопрос вы как намерены решить? – неласковым тоном в упор спросил у нее брат Пьетро.

– Ну, если честно, у меня имеются кое-какие драгоценности, которые вполне можно продать, – сказала Изольда.

– И лошади у них тоже есть, – высказался стоявший у двери Фрейзе. – Четыре хорошие лошадки, которых тоже можно продать в случае нужды.

– Но, по-моему, эти лошади принадлежат вовсе не им, – возразил брат Пьетро.

– Извини, брат Пьетро, но я совершенно уверен, что не ты этих лошадей у разбойников увел! А уж мой маленький господин и вообще никогда ничего ни у кого не стал бы красть. Вот и я к краденым лошадям касательства иметь не желаю, так что они, по всей вероятности, все же останутся в собственности у этих синьор, которые имеют полное право их продать, когда захотят, – рассудительно пояснил Фрейзе.

Девушки рассмеялись.

– Как это мило с твоей стороны, Фрейзе, – сказала Изольда. – Но, может быть, нам стоило бы разделить этих лошадей с вами?

– Брат Пьетро не может пользоваться украденным, – возразил Фрейзе. – Как не может и плату брать за показ оборотня – все это противоречит его чистой совести.

– Ох, умолкни, ради бога! – нетерпеливо воскликнул Пьетро, и Лука удивленно на него посмотрел, точно впервые прислушавшись к общему разговору.

– Ладно, Фрейзе, – довольно спокойным тоном сказал Лука, – ты можешь оставить себе деньги, которые взял за показ оборотня, но больше с людей денег не бери. Это может вызвать в деревне недобрые чувства по отношению к нам, а нам для проведения расследования очень нужны помощь и добрая воля каждого. А лошадей наши дамы, разумеется, могут взять себе.

– В таком случае мы с Ишрак отлично обеспечены, – сказала Изольда, улыбнувшись брату Пьетро и ласково глядя на Фрейзе. – И я вас всех от души за это благодарю.

– И я тебя благодарю, Фрейзе, – тихо прибавила Ишрак. – Тем более я сама видела, что эти лошади пришли на твой свист и последовали за тобой .

Фрейзе ничего ей не ответил, лишь потер плечо, словно испытывая жестокую боль, и с оскорбленным видом отвернулся.

Спать легли рано. В гостинице имелся весьма небольшой запас свечей, и девушки взяли с собой только одну, чтобы осветить путь к себе в комнату. Когда они притушили огонь в камине и задули свечу, Ишрак настежь растворила ставни и выглянула в окно.

Медвежья яма находилась как раз под ними, и в теплом свете почти полной желтоватой луны был хорошо виден силуэт Фрейзе, сидевшего на ограде. Спустив ноги внутрь ямы и держа в руках дареные ребрышки, оставшиеся от обеда, он шепотом подзывал оборотня.

– Иди-ка сюда, – услышала Ишрак, – сам знаешь, какие они вкусные, эти бараньи ребрышки. Даже лучше, пожалуй, хлеба с вареньем. Я их специально для тебя припас. Смотри, какие замечательные – с жирком, поджаристые, еще теплые. Ну же, иди сюда скорей.

Беззвучно, как тень, оборотень скользнул в его сторону, но замер посреди арены, сидя на задних лапах, как собака, и неотрывно глядя на Фрейзе. Кожа у него на груди в лунном свете казалась очень бледной; густая грива, откинутая назад, открывала лицо. Он ждал, не сводя глаз с руки Фрейзе, в которой тот сжимал вкусно пахнувшие ребрышки, но подойти ближе не решался.

Фрейзе словно нарочно уронил одну косточку себе под ноги, вторую бросил чуть дальше, а третью – еще дальше и застыл как изваяние, глядя, как оборотень подползает к самой дальней и лижет ее. Потом Ишрак услышала хруст – и косточки как не бывало. Оборотень немного подождал, облизнулся и с вожделением посмотрел на второе баранье ребрышко, лежавшее на утрамбованной земле. Потом, явно не в силах сопротивляться соблазнительному аромату, подошел ближе и взял угощение.

– Ну вот, пошло! – ободряюще заметил Фрейзе. – Видишь, ничего плохого с тобой не случилось, и обед свой ты получил. А теперь давай, ешь последний кусочек.

Последнее ребрышко лежало почти у него под ногами, которыми он беззаботно болтал в воздухе.

– Давай, давай, – уговаривал Фрейзе звереныша. – Давай, ешь! Ведь вкусно же! Ну, что скажешь?

Оборотень все же подполз к нему, схватил последнюю косточку, с жадностью ее слопал и тут же немного попятился, но сразу остановился и посмотрел на Фрейзе. Тот тоже, ничуть не боясь, смотрел на него в упор.

– Ну что? – сказал Фрейзе. – Понравилось? Вкусно? Ведь правда вкусно?

– Вкусно, – ответил вдруг звереныш тонким детским голоском, похожим на звуки флейты. – Вкусно.

Ишрак ожидала, что Фрейзе спрыгнет со стены и бегом бросится в гостиницу, чтобы сообщить всем удивительную новость – ведь оборотень заговорил по-человечьи! Но, к ее удивлению, Фрейзе даже не двинулся с места. И ей пришлось прямо-таки зажать себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть. А Фрейзе так и застыл там, не шевелясь и не произнося больше ни слова, и на мгновение Ишрак даже подумала, что он ничего и не слышал или ей самой что-то не то почудилось, а может, она сама себя обманывает, выдавая желаемое за действительное. Но Фрейзе по-прежнему не двигался с места, и оборотень тоже замер напротив, не сводя с него глаз, лишь луна продолжала лить на арену свой голубоватый свет.