Кайса Ингемарсон - Лимоны желтые

Они сменили тему, Мод начала рассказывать про то, как их новые плетистые розы «Дороти Перкинс» – «классический морозостойкий сорт для четвертой зоны», если верить каталогу, – зимой обгрызли косули. Что только не перепробовали, чтобы отпугнуть этих зловредных зверей: и шарики из овечьей шерсти, и кровяную муку, и мыльную стружку, и кайенский перец, и флажки, и чеснок… Мать даже посылала отца пописать вокруг куста: она где-то читала, что это помогает.

– Но единственное, чего мы добились, – это то, что отец чуть не отморозил своего малыша, – рассмеялась Мод.

Агнес натянуто улыбнулась: это уж слишком, ей совсем не интересно знать, как мать называет папину… штучку. Слава богу, Мод не стала углубляться в обсуждение этой темы.

– А я-то думала, придется бороться с мучнистой росой, – продолжала мать. – Ведь «Дороти» легко поражается этой напастью. Мы так осторожничали с куриным пометом! И что толку? Все равно эти… бандиты сгрызли наши розы.

– Вам надо попробовать повесить в саду твою старую лису, – пошутила Мадде.

В детстве мать разрешала им брать для игры свое боа из лисьего меха, доставшееся ей по наследству от бабушки. Сама Мод его никогда не носила, оно ей не очень нравилось, да к тому же она боялась, что соседи осудят, если она начнет наряжаться в меха.

– Знаешь, а это неплохая идея… – сказала Мод. – Может, стоит попробовать.

– Если получится, напишите об этом на вашей страничке в Интернете. – Агнес взглянула на сестру и хмыкнула.

Мод и Свен, похоже, не поняли, что дочери над ними подтрунивают.

– Да, – согласился Свен, – хорошими советами нужно делиться.

– А есть с кем делиться? На ваш сайт хоть кто-нибудь заходит?

– С этим делом пока туго, но Мод обратилась по электронной почте в два журнала – «Всё о садоводстве» и «Наша усадьба» – и сообщила им наш адрес в Интернете, – посмотрим, что получится.

– Должно помочь, – сказала Агнес, хотя сама в это не верила. Она просто не понимала: неужели родители всерьез думают, будто кого-то может заинтересовать сайт двух садоводов-любителей, вышедших на досрочную пенсию? Но с другой стороны, ей вообще было непонятно, как можно тратить свободное время на дождевых червей и борьбу с тлей. И рисковать здоровьем «малыша», писая зимней ночью на кусты роз.

После ужина все переместились в гостиную пить кофе. Агнес рассказала, как ей работается в новом ресторане. Но про количество посетителей говорить не стала, чтобы не тревожить родителей. Дела еще могут пойти на лад – если Лола похвалит «Лимоны» в своей статье. Про Лолу Агнес тоже рассказала, но, как и следовало ожидать, особого впечатления это не произвело, никто в семье про Лолу раньше не слышал и статей ее не читал. Тем не менее все дружно закивали, когда Агнес сказала, что положительный отзыв в газете может принести их ресторану успех – конечно же заслуженный.

Незаметно подошло время ехать домой. У Юнаса и Мадде была машина, дряхлый «форд-фиеста», но Агнес уговорила сестру прогуляться с ней до станции пешком. После такого плотного ужина хотелось немного пройтись, прежде чем садиться на поезд.

В воздухе ощущалось скорое наступление весны. Вечер был пусть и не теплый, но по крайней мере не леденяще холодный. На противоположной стороне улицы за домами виднелись железные крыши завода, которые сейчас, на закате, казались багровыми. Огромная заводская труба чернела на фоне вечернего неба, словно мачта тонущего корабля. Агнес вдруг осознала: сколько она себя помнит, из этой трубы всегда шел дым. Завод работал круглые сутки, в несколько смен. Даже по праздникам цеха не пустовали. Тогда это называлось «работать минимальным составом». Неправильно называлось. Это сейчас там «минимальный состав». Огромное безжизненное кирпичное строение с железной крышей и с трубой, вокруг – трехметровый забор. Внутри ничего нет. Станки вывезли в Эстонию, в город Тарту, туда же переехала и администрация. Только рабочие остались в Лэннинге. Правда, теперь они уже больше не рабочие.

– О чем ты думаешь? – спросила Мадде.

– Об этом. – Агнес кивнула в сторону заводской трубы. – Печальное зрелище.

– Ничего печального тут нет!

Агнес растерялась. Как это «ничего печального»? Конечно печально. Завод закрыли, всех поувольняли.

– Что ты имеешь в виду?

– Да из-за него наш город был парализован. Сколько лет этому заводу? Шестьдесят, наверное. И люди еще спасибо говорили. А что он им давал? Ну да, работу, а вдобавок надорванные спины и больные легкие…

– Но ведь опасные растворители давно перестали использовать, – возразила Агнес.

– Перестали, да только тем, кто уже надышался этой дряни, легче не стало. – Не дожидаясь ответа, Мадде продолжала: – Экология тоже ни к черту, и все из-за этого долбаного завода! Ты хоть знаешь, что последние четыре года в нашем озере запрещено купаться?

– А это точно из-за…

– Из-за чего же еще? Из-за того, что детишки в воду написали? Сомневаюсь. – Мадде с вызовом посмотрела на старшую сестру. – Но хуже всего, что завод превратил людей в безвольных идиотов. Им не надо было напрягаться. Никто не задумывался, зачем он живет. Какая разница? Путь у всех один – на завод. Лэннинге стал городом наемных рабов!

– Ну и что? Все мы наемные рабы, – возразила Агнес. – И ты тоже, хоть и работаешь не на заводе, а в детском саду.

– Может, и так, но я, по крайней мере, сама это выбрала. Осознанно. Я хочу работать с детьми. А сколько, по-твоему, рабочих хотели на заводе работать?

– Думаю, таких больше, чем тех, кому хочется быть безработными…

– Хватит, ты ведь понимаешь, что я имею в виду.

– Понимаю. Но мне кажется, ты перегибаешь палку.

– Всю свою жизнь я жила среди рабочих. Я видела, как это бывает. С Юнасом, его друзьями, с нашими родителями. Люди входят в заводские ворота, а выходят через сорок пять лет. И за все это время в их жизни ничего не происходит.

– А что с ними, по-твоему, должно было произойти?

– Ну, они должны были что-то переживать, о чем-то фантазировать, идти на риск!

– Как ты в своем детском саду?

Мадде обиделась:

– Не хочешь понимать – не надо!

Какое-то время они шли молча. Агнес размышляла над словами Мадде. Сама она всегда считала иначе. Для нее завод всегда был мотором, он приводил в движение город, без него здесь ничего бы не было: ни магазинов, ни школ, ни людей… Но сейчас она все больше начинала задумываться: так ли это? Не могут люди жить только потому, что есть завод. Если рассуждать разумно, все должно быть наоборот. Иначе выходит, Мадде права, говоря, что люди существуют для завода, как какое-нибудь топливо. Страшная мысль.

– Ладно, не сердись, – сказала Агнес, – я, кажется, понимаю, что ты имеешь в виду. Но все привыкли считать завод благодетелем, и менять свое отношение трудно.