Эмма Скотт - Когда ты вернешься ко мне

– Как бы там ни было, именно поэтому большинство дней посвящены водке. И почему я иногда бью кулаком по зеркалам в ванной. Или, – я прокашлялся, – почему позволяю людям ударить осколком меня в грудь на вечеринках.

Наступила тишина, и я плотнее закутался в пальто.

Ну, если он и так был на грани терпения моего общества, то это могло бы стать последней каплей.

– Я не живу со своими родителями, потому что они мертвы, – внезапно подал голос Ронан.

Я сидел очень тихо. Крупица личной информации о Ронане была подобна алмазу в куче угля. Но я тоже с ним поделился, и теперь он отвечал тем же. Поддерживал равновесие. В моей груди разлилось чувство, теплое, нежное и совершенно мне чуждое. Незнакомое.

Чувство поддержки. Вот на что это похоже.

– Что произошло? – осторожно спросил я.

– Когда я был ребенком, мой отец убил мою мать. У меня на глазах.

– Срань господня… Сколько тебе было лет?

– Восемь. Он попал в тюрьму, там и умер. А я попал в приемную семью.

Сердце заболело, и слова не шли на язык. Мне была ненавистна мысль, что Ронану пришлось перенести такую боль. Хотел бы я забрать ее у него. У меня достаточный багаж. Еще одно дерьмовое воспоминание не убьет.

– Я был не в лучшем состоянии, – продолжал Ронан, не сводя глаз с угасающего огня. – Пришлось остаться на второй год в четвертом классе и провести десять лет в приемной семье. В конце концов социальные службы разыскали брата моего отца. Вот так я и оказался здесь.

– Я очень сожалею о твоей матери, Ронан.

Он кивнул, и наступила тишина, которая должна быть неловкой или неудобной, но, наоборот, чувствовалось, как наша дружба крепнет с каждой минутой. Солнце начало садиться, небо окрасилось в лиловый и было прекрасно. Умиротворяющее.

– Ну, разве мы не классная пара, – произнес я через некоторое время. – Расскажи мне что-нибудь хорошее, что с тобой сегодня случилось, Венц. Что угодно. Пока я не утопился в океане.

Он потер свой заросший щетиной подбородок, размышляя.

– Меня не отстранили от учебы.

– Эй, это же круто! Целых два дня удачи. – Я предложил дать пять и получил звонкий шлепок по ладони. Зашипев, потряс обожженной ударом ладонью. – Полегче, тигр.

Ронан почти улыбнулся.

– Твоя очередь. Что-нибудь хорошее.

– Хм, даже не знаю, насколько это хорошо , скорее обречено и безнадежно , но… – Я тяжело вздохнул. – Есть один парень.

– Ладно.

– Я не могу сказать кто, так что не спрашивай.

– Я и не собирался.

– Ну естественно, – съязвил я. – Это одна из твоих самых милых черт характера. Короче, есть один парень, но я не хочу никаких парней. Таких, которых я бы мог…

– Захотеть трахнуть?

– Это само собой.

– Заботиться?

– Вот именно. А я не могу ни о ком заботиться. Плохо для меня, еще хуже для них. – Я уставился на языки пламени, которые цеплялись за ясеневые дрова, пока ветер пытался их задуть. – Это глупо. И слишком быстро. Я сюда приехал не затем, чтобы кто-то, кого я знаю всего несколько дней, сразу же овладел всеми моими мыслями.

У Ронана округлились глаза.

– Нет, это не Миллер, – смеясь, сказал я. – И мне крайне неприятно разбивать тебе сердце, но и не ты тоже.

– Так в чем же проблема?

– Проблема в том, что человек, о котором идет речь, мягко говоря, не в моем вкусе. Весь такой до мозга костей хороший американский парень. Добрый, нежный, все его любят. Он – человеческий эквивалент сэндвича с сыром на гриле.

– И?

– И? Это бессмысленно. И все же я не могу перестать думать о нем и чувствовать себя виноватым, потому что… Возможно, я сказал кое-что, чего не следовало.

Ронан отхлебнул пива.

– Я в шоке.

– Ой, заткнись. Но да, я разворошил кое-какое его дерьмо, которое ворошить не стоило. Я даже дал ему свой номер на случай, если он захочет поговорить. Со мной. Как будто я действительно могу как-нибудь помочь . – Я покачал головой и сухо усмехнулся. – Это невозможно.

– Почему?

– Я не на сто процентов уверен, что мы с ним на одной волне, если ты понимаешь, к чему я клоню. Мне нужно оставить это. Оставить его в покое.

Ронан закатил глаза и бросил камень в огонь.

– Ты не согласен?

– Если он тебе небезразличен…

– Давай не будем заходить так далеко.

– …тогда скажи ему.

– Это довольно трудно, так как он сам попросил, чтобы я никогда больше с ним не разговаривал. И даже если он каким-то чудом окажется геем, ничего хорошего из этого со мной не выйдет. Кроме секса. Я могу заниматься ничего не значащим сексом. – Я взглянул на него. – К слову, это не предложение.

Ронан не улыбнулся.

Я сделал глоток из своей фляжки, желая, чтобы вкус водки убил то нежное чувство, которое жило во мне с того дня, как я встретил Ривера.

Огонь внезапно вспыхнул, когда Ронан плеснул струю бензина на обугленные головешки.

– Это они украли у тебя на Аляске?

– Что?..

– Ты сказал, что ничего хорошего не выйдет, если ты будешь с этим парнем. Этому они тебя научили? Что в тебе нет ничего хорошего?

От врачей в лечебнице я про конверсионную терапию слышал больше, чем мне хотелось, с запутанными терминами, только им понятными словечками и анализом. Ронан же сократил ее до сути.

– Да, – ответил я. – Но это началось еще раньше с моими родителями. И все гораздо сложнее…

– Чушь собачья, вот что это такое, – огрызнулся Ронан. – Кто бы ни заставил тебя так думать, неважно когда, это чушь собачья!

Он допил свое пиво и встал за следующим. Вернулся с двумя бутылками и встал надо мной, выражение его лица было мягче, чем я когда-либо видел. Он предложил мне одну бутылку.

Я взял ее, а фляжку спрятал.

На следующий вечер мы с Миллером и Ронаном привычно прогуливались по набережной. Мы трое привлекали пристальное внимание – в основном благодаря моему необычному гардеробу, и я знал, что в школе о нас постоянно шептались и распускали слухи. Но никому из нас не было дела до того, что кто-то думал. А мне так меньше всех.

Ладно, меньше всего Ронану.

Но к черту его . В тот день Ронан пришел в Хижину с синяками, выглядывающими из-под рукавов, и фингалом над одним глазом. Когда мы с Миллером спросили, что случилось, он огрызнулся, чтобы мы не лезли не в свое гребаное дело.

Позже Миллер оставил нас, чтобы пообщаться с Вайолет и наконец-то рассказать ей о своих чувствах. Мы с Ронаном вернулись в Хижину.

– Это правда, что Вайолет неравнодушна к Риверу? – спросил я у Ронана, и за мой непринужденный тон можно было давать «Оскар».

Ронан пожал плечами.

– Они собираются идти вместе на Осенний бал, если только сегодня вечером что-нибудь не случится.

Я кивнул.

Он с подозрением на меня покосился.

– Что?

Я посмотрел на него чистым, невинным взглядом.