Мелисса де ла Круз - Любовь & Война

– Советы очень немногих людей столь же ценны для меня, как ваши, генерал Скайлер, – сказал Алекс. – И могу вас заверить, что я буду держать этот совет в голове так же, как держу образ моей возлюбленной Элизы в сердце, особенно когда стану принимать решение.

– Она уже знает о твоих планах? – попал в больное место генерал Скайлер.

У Алекса слова застряли в горле. Он не мог солгать тестю.

– Мы пока это не обсуждали, но я знаю, что она поймет. В конце концов, у нее перед глазами всегда был пример храбреца – вы.

– Гамильтон, – резко вмешался Джон. – Она будет раздавлена.

И снова Алекс не сразу смог заговорить. Он понимал, что деверь прав. Лишь мысль о слезах Элизы, вызванных страхом за него, заставляла его откладывать разговор о своих планах на самую последнюю минуту. Он был решительно настроен ограждать жену от печальных новостей столько, сколько сможет, чтобы не продлевать ее мучений. Они обсуждали свою мечту обзавестись собственным домом, а из-за его решения все это откладывалось на неопределенный срок. Отправься он на линию огня и, возможно, им суждено будет расстаться навеки, а образ любимой жены в мрачном вдовьем наряде, при том что история их любви едва успела начаться, почти заставил его отказаться от своих амбициозных планов.

И все же он должен был теперь забыть о своих страхах. Ему дадут полк в командование; он станет частью революции, даже если это будет последним, что ему удастся совершить.

Наконец он решительно выпрямился.

– Будь что будет, – заявил он безучастным тоном, скорее, подошедшим бы государственному деятелю или генералу, чем любящему мужу, – сейчас я сражаюсь не ради себя и даже не ради своей страны, а ради жены и нашего потомства, которое, я знаю, станет частью и вашей семьи. Но вам следует помнить, что я постигал военное искусство рядом с человеком, чьи гениальность, решительность и, смею даже сказать, расчетливое хладнокровие привели эту страну от оков тирании к свободе. И если пять лет на службе у генерала Вашингтона не подготовили меня к тому, чтобы вести наших храбрых парней в бой, значит, ничто уже не подготовит.

Генерал Скайлер долгое время не произносил ни слова. Затем кивнул.

– Больше я об этом не заговорю. Не желаю оскорбить тебя или поставить под сомнение твои мотивы. Ну вот, мои дорогие мальчики, мы и завершили все свои дела, а значит, пора присоединиться к нашим дамам. Они весьма расстроятся, если мы опоздаем на вечеринку, особенно учитывая, что вечеринка в твою честь, Гамильтон.

Особняк Скайлеров

Олбани, штат Нью-Йорк

Апрель 1781 года

Проследив, чтобы вычистили кухню, и убедившись, что все готово к вечернему приему, Элиза решила заглянуть в покои родителей. Поднявшись по лестнице, она легонько постучала в закрытую дверь.

– Мама, – позвала она. – Это Элиза. Я принесла вам кое-что перекусить.

После мгновения тишины раздался уверенный голос матери.

– Входи.

Элиза приоткрыла дверь. В слабо освещенной спальне в дальнем конце покоев каждое из четырех окон было полностью скрыто за плотными шелковыми шторами.

– О, мама, вы отдыхали? Мне так жаль, я зайду позже.

– Нет, нет, – возразила Кэтрин Скайлер и зашелестела простынями, усаживаясь в кровати. – Я просто задремала от скуки. Эту вынужденную праздность я переношу намного тяжелее, чем свое положение. Пожалуйста, впусти немного света в мою мрачную пещеру.

«Положение» миссис Скайлер стало особо заметным, стоило Элизе открыть шторы. Несмотря на то что ее мать была укрыта плотными хлопковыми простынями, обшитыми кружевом по краям, да еще и легким шерстяным пледом, не говоря уже о ее безразмерной ночной рубашке, больше подошедшей бы вдове, все равно было весьма и весьма заметно, что она глубоко беременна.

– Как вы сегодня себя чувствуете? – спросила Элиза, подходя к кровати матери с подносом, полным еды.

– Как я уже говорила доктору ван Рутену, я в полном порядке. Это моя двенадцатая беременность. Должна заметить, что я уже довольно неплохо понимаю, что к чему.

– О, мама! – рассмеялась Элиза. – Папа говорит, что, несмотря на ваше знатное происхождение, вы здоровы, как молодая селянка.

– Твой отец – мудрый человек. Все, чего бы я хотела, – чтобы он поменьше слушал этого глупца-доктора.

Элиза улыбнулась. На самом деле эта беременность давалась матери не так уж легко. Лодыжки угрожающе отекали, ее мучила одышка, стоило ей подняться по лестнице всего на один пролет. Это были знаки, по словам доктора ван Рутена говорившие о том, что младенец немалого размера давит на внутренние органы миссис Скайлер и затрудняет их нормальную работу. Пару недель назад она поднялась с дивана, пошатнулась и рухнула на него же в глубоком обмороке. Генералу Скайлеру этого было более чем достаточно: следуя инструкциям доктора, он настоял, чтобы с этих пор миссис Скайлер оставалась в постели до тех самых пор, пока не разрешится от бремени.

– Будет вам, мама, – сказала Элиза, отрезая солидный кусок черничного пирога и украшая его горкой взбитых сливок. – Вы, безусловно, крепкая женщина, но вот уже шесть лет как вам сор…

– Ах-ах, дитя мое, – оборвала ее мать. – Я, может быть, уже и стара настолько, чтобы прописать мне постельный режим, но не настолько, чтобы позволить называть мой возраст вслух, пусть даже в уединении будуара.

Элиза снова рассмеялась и передала матери блюдо с пирогом.

– Вы столь же красивы, как и в то время, когда я была совсем девчонкой.

И хотя миссис Скайлер обычно была довольно сдержанной, на этот раз ей не удалось полностью стереть улыбку с лица. Дородная женщина, на чьих пухлых щечках почти не было заметно морщин, испещрявших лица сверстниц, она на самом деле выглядела намного моложе своего так и не названного возраста.

– Но не столь красива, как три моих взрослых дочери, – заявила она, отламывая кусочек пирога. – Неужели ягоды все еще не отошли? – Она рассмеялась. – Как же я жду яблок и груш.

– Мы обобрали грядки практически подчистую. В этом году урожай был невероятно щедрым. Запасов нам хватит на всю зиму, а не до середины февраля, как в этом году, – с улыбкой заверила Элиза.

– Думаю, это связано не столько с размером урожая, сколько с количеством «едоков». Должна заметить, что сейчас у нас в доме необычно людно. – Мать отломила еще кусочек пирога. – Вы с полковником Гамильтоном уже задумывались, где устроитесь?

Элиза печально вздохнула, отчасти из-за мыслей о скором расставании с домом детства, отчасти из-за страстного желания наконец-то оказаться в собственном доме со своим мужем и зажить своей, самостоятельной жизнью.

– Мы только что говорили об этом с Анжеликой и Пегги. Полковник Гамильтон хочет получить официальную отставку, прежде чем что-то решит. Кое-кто настойчиво предлагает ему войти в правительство, когда война закончится, но, поскольку мы пока не знаем, где будет новая столица, нет даже представлений, где ему придется поселиться в случае согласия. Сам он предпочитает Нью-Йорк, где, по его словам, у молодого человека с его способностями больше всего возможностей заработать состояние. Мне тоже больше нравится Нью-Йорк. На мой взгляд, он слишком далеко от «Угодий», но не так недостижим, как, скажем, Филадельфия или какой-нибудь южный город.