Кристина Арноти - Знойная пустыня

Он облизал свои пальцы. Я взял бумажную салфетку из пачки и дал ее ему. В это время гарсон принес и протянул мне стакан томатного сока.

Гарри продолжал:

– Отчасти я живу ими. Я люблю тех, кем занимаюсь, я заменяю семью. Я горячо отстаиваю их интересы, но могу попросить крупные суммы. Я так и делаю, деньги мне нужны. Я небогат по происхождению.

– Иначе вы работали бы задаром?

– Нет, – сказал он, – но был бы независим от материальных вопросов… В вашем возрасте я был очень честолюбив, не был неумехой, как вы, в части очарования.

– Неумехой в части очарования?

– Нахожу это определение красивым. Вам еще надо созреть. В вашей профессии нет возрастного предела. Когда чувствуешь, что утратил гибкость, меняешь регистр. С некоторых пор я много занимаюсь одним американским другом и семьей фон Гагенов. Можете спрашивать все, о чем угодно.

– Все?

– Все. А по ходу я беру проценты. Если они получают деньги, я тоже получаю. Справедливо, не так ли? Я люблю их.

– Остановитесь, а то я разрыдаюсь!

Он покачал головой:

– Не сердитесь… Вот увидите, придет день, когда вы будете признательны за то, что были здесь сегодня вечером. Когда вкусите радость от процентов, скажете мне спасибо…

– Так делают в Америке.

– А кто сказал, что вы не будете там работать?

Оркестр начал играть «На прекрасном голубом Дунае». Гарри отбивал такт, качая головой.

– Когда я был молод, я танцевал вальс. Есть в вальсе нечто такое…

– Избитое, тошнотворное.

– Не поносите ретро, – сказал Гарри, – Уверяю вас, есть люди, даже молодые люди, которые любят вальс. Посмотрите вон туда, человек в костюме Робин Гуда… Направо, дальше, вон там… Видите?

Я увидел Робин Гуда.

– Его родители владеют заводом, выпускающим оптические приборы. Ему, наверно, лет двадцать шесть, и он любит вальс. Мари-Софи выходит с ним. Ей будет трудно пристроиться…

– Но почему? Такая красивая…

Гарри говорил шепотом:

– Друг ее матери – настоящий царек, наполовину грек, наполовину латиноамериканец. Он обожает эту девочку и делает ей великолепные подарки. Там Мари-Софи чувствует себя звездой…

Мне стало жарко. Я отыскал стеклянные двери-окна, выходящие на террасу.

– Вы слушаете меня, Грегори? – спросил Гарри, обиженный.

– Робин Гуд спит с Мари-Софи?

Гарри зажал себе нос.

– О таких вещах так не говорят… тут не говорят. Мари-Софи, как она говорила, хотела бы иметь мужа и семью на старинный манер. И это возбуждает друга ее матери.

– А ему сколько лет?

– Шестьдесят.

– Ого! Эта малышка уже чересчур…

Гарри поднял вверх руки:

– Ей восемнадцать лет. Я не говорил, что у нее что-то было… Альварес питает к ней отцовские чувства…

Томатный сок обжигающе подействовал на мой желудок, мой пищевод пылала. Чтобы погасить огонь, я съел бутерброд с белугой.

– Если я провожаю старшую…

– Дженнифер.

– Вот именно. Я хочу иметь письменную гарантию, подтверждающую, что сорок пять тысяч долларов будут выплачены мне тотчас по прибытии в Лонг-Айленд.

– Грегори, вы меня огорчаете. Несмотря на ваше разочарование Бостоном, вы должны бы иметь немного побольше доверия ко мне.

– Предположим, что мамаша переменит мнение…

– Никакого риска. Она слышала разговоры о ваших подвигах в суде и хочет с вами познакомиться… Она очень интуитивна… У нее здравый смысл…

– Почему она ушла от графа?

– Дело в постельных историях и в крупных деньгах, – сказал Гарри. Он потер пальцы, как делают ростовщики. – Она обошлась фон Гагену в целое состояние. А он был скомпрометирован связью с гувернанткой. Чтобы получить права на своих дочек, которым было тогда семь и восемь лет, фон Гаген заплатил более миллиона долларов и предоставил матери неограниченное право на посещение. Но она плохо распорядилась своими деньгами. Она не послушала меня.

– А гувернантка? Она по-прежнему здесь? Вторая жена принимает ее?

– Элизабет закрывает глаза. Граф привязан к Валерии.

– Старик может еще спать с двумя? С законной женой и с вашей Валерией?..

Гарри побледнел.

– Прошу вас сдерживаться в выражениях. Вы задаете слишком много вопросов… Все это вас не касается.

– Хотелось бы только понять. Мне предлагают пятьдесят тысяч долларов, чтобы сопровождать девчонку, и не оплачивают бывшую любовницу, чтобы избавить графа от нее?

– Никто не доказал, что он хочет, как вы вульгарно выразились, отделаться от нее. И операция будет стоить гораздо больше, чем пятьдесят тысяч долларов, – ответил Гарри враждебным тоном. – Между нами будь сказано, мать Дженнифер поступила легкомысленно, но она только что встретила Альвареса и полагала, что делает разумный выбор.

Я посмотрел вокруг себя:

– Ну, а здесь откуда берутся деньги?

– С Дальнего Востока… это ловкие люди, и у них, кроме хорошей наследственности, есть деловой ум. И я им помогаю…

Гарри взял со стола поднос и протянул его мне:

– Угощайтесь.

Метрдотели бросили на нас неодобрительный взгляд.

Гарри положил на место довольно увесистый поднос.

– Дорогой Грегори, обещаю вам, что после вашей поездки я введу вас в святая святых дел. Быть одним из адвокатов этих людей – настоящая удача.

– Вы не оставляете за собою исключительное право?

– Мне помогают, – сказал он, – я нахожусь в переписке, иначе я бы уже умер от инфаркта. Несмотря на любовь к труду, я оставляю для себя некоторые удовольствия для старческих дней. Есть у меня квартира в Сан-Франциско и к северу от города, по другую сторону от моста, имение, немного защищенное от землетрясений. Есть у меня также интересы в Лас-Вегасе, люблю этот уголок… Приезжаю в Европу, только когда позовет фон Гаген. Я дам вам все мои номера телефонов и адреса… Приглашаю вас. Приходится мне также бывать в пустыне, у одного из клиентов.

– В какой пустыне?

– В Неваде. Я знаю местечко, где нет ни военных, ни подземных взрывов, только озеро.

– В пустыне?

– Ну да… Для знатоков. Если приедете туда, увидите.

Я знал такого рода приглашения. Ветер. Я пожал плечами. Робин Гуд держал в объятиях Мари-Софи, француженка-гувернантка танцевала вальс с Генрихом VIII.

– Она исчезла.

– Кто? – спросил Гарри, вытирая руки.

Он слопал половину всех бутербродов с икрой.

Те, кто не танцевал – категория «красная карта», – с осторожностью подходили к буфету, потом некоторые отворачивались и хватали отрешенно, вслепую бутерброды.

– Пакет в пятьдесят тысяч долларов…

Он вскричал:

– Мне надоели ваши неприятные замечания! Или вы соглашаетесь, или нет. Если предложение вас так раздражает, отойдите. Незаменимых нет…

Я сделал задний ход:

– Я согласился на «сделку», но вы не превратите меня в половичок… Кажется, я увидел его. Человек, переодетый под Фрейда, танцует с Дженнифер, не так ли? Это действительно Дженнифер?