Адриенна Бассо - Возлюбленная горца

– О, пресвятые угодники… Вы меня насмерть перепугали, сэр. В такое время я никого не ждала.

– Прошу прощения. Я пришел повидать Давину, – проговорил Джеймс.

– Она спит, бедная овечка.

– Не бойтесь, я не стану ее будить. – Не дожидаясь приглашения, Джеймс осторожно приблизился к спящей Давине. Но при скупом освещении он смог разглядеть лишь очертания ее тела, проступавшие под одеялом. – Принесите свечу, – сказал он горничной.

Женщина замерла в нерешительности. Молодой рыцарь грозно нахмурился, и горничная молча исполнила его приказание.

Когда Джеймс увидел свою любимую, то едва не пожалел о том, что заставил горничную принести свечу. Сердце его болезненно сжалось, а душа переполнилась гневом. Что они с ней сделали?!

Давина лежала на спине, вытянув вялые – словно неживые – руки вдоль тела. Одеяло укрывало ее до пояса. Лицо же, пепельно-серое, было покрыто синяками и ссадинами и безобразно распухло с одной стороны. А на шее виднелся лиловый кровоподтек с воспаленными красными кромками – очевидно, ее пытались задушить.

Слава богу, что не задушили.

– Она едва дышит. Почему? – просипел Джеймс.

– Это все из-за лекарства. Ей дают настойку, чтобы она крепче спала. Она даже осмотреть себя не дает, кричит и плачет.

– Она… Ее… – Джеймс так и не смог задать этот вопрос.

– Подверглась ли она насилию? – Горничная сочувственно покачала головой. – Похоже, что так. Хотя повитуха не смогла ее осмотреть. Стоило повитухе к ней прикоснуться, как она начинала биться в истерике.

– Милостивый боже… – прошептал Джеймс. Он думал, что больнее быть уже не могло, но, выходит, ошибался.

Осторожно присев на край кровати, он взял Давину за руку. Рука ее была холодна как лед. Ногти же были обломаны, и под ними местами виднелась засохшая кровь – она отчаянно боролась за свою жизнь!

А в том, что случилось с ней, Джеймс винил только себя. Он должен был ее защитить, уберечь. Ему нет и не будет прощения. При этой мысли холод отчаяния заполнил его сердце.

И тут Давина, сжав кулаки и вскрикнув, открыла глаза. А затем с ее потрескавшихся разбитых губ сорвался мучительный стон.

– Тише, тише, – прошептал Джеймс, чувствуя ее боль как свою. – Успокойся, любовь моя.

Внезапно Давина посмотрела на него, и зрачки ее расширились словно от ужаса. В следующее мгновение Джеймс понял, что она его узнала. Ее начало мелко трясти и с каждой секундой колотило все сильнее. А потом она начала всхлипывать и подвывать, как раненое животное. Джеймс хотел ее обнять, успокоить, отогнать ее страх, но она загородилась от него рукой, и, заглянув в ее глаза, он увидел в них только страх и боль. «Все кончено. Она никогда не сможет меня простить», – подумал он в отчаянии.

Тут горничная подошла к кровати и бесцеремонно заявила:

– Вам бы лучше уйти. Вы ее пугаете.

Проклятие, он и сам это видел! И оттого чувствовал себя ничем не лучше тех, кто над ней надругался.

– Я завтра вернусь, – сказал Джеймс, уходя. – Может, завтра она придет в себя и не будет бояться меня.

Горничная с сомнением покачала головой. Ей мало верилось в то, что Давина снова станет прежней. Но Джеймс не собирался сдаваться.

Прихрамывая, он побрел обратно в свою спальню. Без сил упав на кровать, почти сразу же уснул. Проснулся же, когда утро было уже в разгаре – серое, хмурое и безрадостное. И настроение у него было под стать – им владело мрачное предчувствие беды; ему было плохо, но он знал, что будет еще хуже.

На этот раз на пути к спальне Давины – долгом и мучительном – ему повстречалось немало народу, но никто не остановился, чтобы с ним поговорить. И никто даже не поздоровался с ним. Пряча глаза, все встречные старались поскорее прошмыгнуть мимо.

Когда же он добрел наконец до спальни любимой, горничная сообщила ему, что Давина не желает его видеть. Не имея сил спорить с решительно настроенной горничной, Джеймс поплелся обратно. Но упрямо вернулся на следующий день. И снова получил отказ – Давина хотела, чтобы ее оставили в покое. Поэтому Джеймс решил, что должен уважать ее волю. Он вернулся к себе в спальню и лег на кровать. А потом ел то, что ему приносили. И терпел боль, когда лекарь менял ему повязки. А так же безропотно пил горькие лечебные настойки.

И никто к нему не приходил – только слуги, приносившие еду, и лекарь, врачевавший его раны. В нарушение предписанного ему постельного режима Джеймс время от времени вставал и осторожно ходил по комнате, чтобы вернуть силу мышцам. Он делал все, чтобы ускорить выздоровление. Он был вежлив и покладист со всеми, кого видел. Но внутри у него все кипело.

И еще – каждое утро и каждый вечер Джеймс совершал долгий и мучительный переход к спальне Давины. И каждый раз горничная передавала ему одно и то же: Давина просила, чтобы ее оставили в покое. Но на восьмой день вместо горничной его встретила Джоан – кузина Давины.

– Доброе утро, леди Джоан, – произнес Джеймс с вежливым поклоном. И вдруг забыл, зачем пришел. Джоан была ослепительно красивой – с выразительными васильковыми глазами, роскошной косой цвета спелой пшеницы и удивительно изящными чертами лица.

И все же он знал, что внешняя красота не заменит красоты внутренней.

– Доброе утро, сэр Джеймс, – ответила красавица. – Вижу, что ваши раны заживают. Будем надеяться, что в скором времени вы окончательно поправитесь.

Джеймс сжал в кулак и разжал пальцы правой руки. Тело его и впрямь шло на поправку, но душа не будет знать покоя, пока он не поговорит с Давиной. И Джоан стояла у него на пути.

Не особенно переживая из-за того, что ведет себя грубо, он попытался протиснуться мимо нее, но Джоан остановила его, положив руку ему на плечо.

– Давина попросила меня поговорить с вами, – сказала красавица. – Она желает покоя и умоляет вас оставить попытки увидеться с ней. Вы лишь расстраиваете ее своими приходами.

Злорадство Джоан было слишком явным, чтобы не вызвать подозрений, и потому Джеймс пробурчал:

– Я не верю, что Давина могла сказать такое.

– Правда существует независимо от того, верят в нее или нет, – снисходительно усмехнувшись, ответила Джоан.

– Я приму ее решение и поступлю согласно ее воле лишь тогда, когда Давина сама попросит меня отступиться. А до тех пор я не оставлю попыток увидеться с нею!

– Сэр, как грубо! Впрочем, чего еще можно ждать от такого, как вы? – Джоан окинула его презрительным взглядом.

Джеймс с трудом сдерживал гнев.

– Не вам упрекать меня, леди Джоан. Я достаточно долго пробыл здесь, чтобы понять, какая вы на самом деле. Вы завидуете Давине. Завидуете, потому что она любима, а вы – нет. И вы ни перед чем не остановитесь, чтобы нас разлучить.

– Это ложь, – прошипела Джоан. – Я никогда не стала бы ревновать Давину к ее первому девичьему увлечению, потому что вы не в моем вкусе. Моего отца осаждают мужчины, желающие взять меня в жены. И эти мужчины – не вам чета. Среди них славные воины, вожди богатых кланов, благородные рыцари. А кто вы такой? Вы даже не наследник!