Жозефен Пеладан - Любопытная

– Ох! – воскликнул один из них. – На прошлой неделе я был пьян четыре дня подряд и дважды встречал жандармов!

Все замолчали – заявление было встречено с восхищением.

– Не найдется ли у тебя карандаша? – спросил другой. – Я бы написал свой адрес. При мне нет документов, но я желаю проснуться в своем доме.

– Пьянство погубит нас, Клементин! Возьмите себе мои часы!

Мало-помалу хоровод редел, оставляя в каждом следующем питейном заведении нескольких мертвецки пьяных – проститутки рылись в их карманах и забирали найденное.

На улице Эколь их осталось шестеро – не имея более голоса, чтобы петь, ни ног, чтобы плясать, они продолжали идти, шатаясь и являя собой отвратительное зрелище. Добравшись до трактира у парка Монж, они развалились на скамьях и тотчас же захрапели – лишь тот, кто кричал «Пьянство погубит нас!» продолжал идти вперед, спотыкаясь при каждом шаге, пока принцесса не увидела, как он без чувств упал в ручей.

– Небо́! – закричала она. – Я чувствую, как превращаюсь в дурную женщину.

– Дорогая ученица, любым сообществом неизменно управляет животное начало. Так, Мольер предписывал избегать и остерегаться женщин: они достойны презрения, и их удел – подчиняться, но милосердие велит нам жалеть их и даже пытаться облагородить, если это возможно. Как и подобает исключительным существам, вспомним об исключениях. Взгляните – этот свет там вверху может озарять как рождение нового шедевра, так благородные терзания неудачи. Латинский квартал влек вас своей тайной – зная отныне, сколь он отвратителен, ваш разум расстанется с очередным заблуждением.

– Мой разум все же не в силах подняться столь высоко. Столь стремительная утрата иллюзий не может не ранить.

– От телесных ран страдают лишь неразумные существа. Душевные раны, Поль, суть спутники святости и величия.

III. Среди знати

СКРЕСТИВ руки на груди, Небо́ внимательно смотрел на принцессу, облаченную в мужские брюки и примеряющую парик из темных волос, делавший ее похожей на Тита.

– Вы слишком пристально смотрите на меня! – сказала Поль с улыбкой и теплотой в голосе, подчеркивающей нежность и доверие, наполнившие их дружбу за четыре встречи.

– Парик недостаточно тщательно скрывает женственность – мне следует убедить вас добавить к вашему облику тонкую полоску усов и южный загар.

– Усы будут выглядеть смешно, а гарантировать безопасность черного порошка, не будучи ученым-химиком, вы не можете… Я не стану вас слушать!

– Моя рука художника не обезобразит вас; что же касается химического волшебства, возможно, его действие вы увидите по мере наших прогулок. Я попрошу от вас лишь одного – дайте обещание, которое дал бы я людям, попроси они меня править ими: «Либо я – выше вас, и вам не дано ни порицать, ни наставлять меня, либо я – равен вам, и вы бездумно избрали меня своим правителем. Так или иначе, я требую всевластия, без надзора и ограничений – я должен вам лишь результат, за который отвечу головой». Принцесса, я отвечаю своей жизнью за безопасность нашего путешествия, но если вы станете оспаривать мои методы или сочтете меня демократом, у которого спрашивают, которой рукой он намерен держать руль, я разрываю наше соглашение!

– Смените гнев на милость, Ваше Величество!

– Коль скоро в клуб наведываются герцоги Шуази и иные разумные господа из гостиной вашей тетки, а за кулисами Гранд-Опера мы наверняка повстречаем советников посольства Российской Империи, принцесса Рязань будет окружена вниманием, Небо́ же должен остаться в тени.

– Аминь! Аминь! Разрисуйте мне лицо, наклейте усы и завершите вашу проповедь!

Небо́ взял с полки емкость с темной мазью и, опустив в нее тонкий кружевной платок, легким движением нанес вещество на лицо Поль.

– Взгляните на себя в зеркало, Кармен!

Поль изумленно вскрикнула:

– Вы превратили меня в испанца!

– Снимите накладной воротник – он не подходит к смуглой коже.

– Высокая духовность не помешала вам тщательно продумать материальные мелочи!

– Я предпринимаю лишь начинания, достойные совершенного исполнения. Теперь – ваши руки, несколько секунд не прячьте их в карманы.

В следующее мгновение Небо́ начертил над верхней губой принцессы две тонкие линии, которые во времена Мольера подчеркивали выражение рта, не скрывая его рисунка.

– Прозорливые угадают переодетую девушку, но едва ли кто-то подумает о принцессе Рязань!

Небо́ взял из ящика стола плоскую металлическую шкатулку и аккуратно положил ее в боковой карман.

– У вас необычная табакерка.

– Этот табак пробуют лишь раз. Поместите гвоздику в петлицу, как это сделал я.

– Для чего?

– Чтобы вас узнал незнакомец – Гиде Кеан. Он отвезет нас в Гран-Клуб и в клуб танцовщиц.

– Мы пойдем пешком? – спросила Поль, остановившись на пороге.

– Фиакр ждет нас на авеню Мессии.

– Для чего?

– Для того, что лишь все предусмотрев, можно ничего не опасаться. Запомните свою роль: вы – граф Ладислас Нороски. Заботясь о вашем хрупком здоровье, вас совсем юным отослали на Восток, где вы преданно служили дипломатом. Поправив здоровье, вы решили узнать, что же представляет собой парижская жизнь. Будьте немногословны – внимательно смотрите и слушайте. Дипломат и молодой аристократ, вы должны быть лаконичны и высокомерны.

– Блестяще, учитель! Скрываясь под маской, забавно наблюдать за знакомыми лицами без масок. Мне небезызвестно, что эти лица пусты, но между собой они наверняка соблюдают приличия, вызывая у меня больше уважения, чем люди, которых вы мне показали.

– Вы себе противоречите, Поль. Я не стану с вами спорить в отношении студентов, но в вашем представлении художники – сквернее аристократов, нищий же люд – благороднейшие господа в сравнении с негодяями из Жокейского клуба. Обитатели Монмартра хулят Микеланджело, но знают, кто он. Назовите имена Буонарроти или Леонардо да Винчи наезднику – он спросит: «В каких скачках они принимали участие?» Наследуются пороки и болезни, наследуется королевская власть во избежание соперничества на польский манер, но не верьте, что можно унаследовать добродетель – ни Луи Расин, ни Тома Корнель этого не доказали. Церковь – образец иерархии – признает преемственность лишь первородного греха, вслед за Церковью об этом говорит искусство. Новое время требует появления новых людей, и нет лучшего метода, чем избрание, если последнее не выходит за пределы Священной коллегии кардиналов109.

Известно ли вам, отчего иезуитов становится все меньше? Оттого, что этот замечательный орден был основан в эпоху вельмож. Когда благородная знать превратилась в бессмысленную декорацию парижской жизни, орден Святого Игнатия исчез вместе с ней. Это две великие утраты, как говорят в Италии, где я однажды повстречал монаха-демократа – предвестника эпохи всеобщего прямого голосования. Вообразите себе монаха-великана с физиономией бандита: он разгуливал по рабочим кварталам, заглядывал в кабаре, читал трехминутную молитву, целиком состоявшую из бранных выражений, затем закалывал ножом нескольких пьяниц и выбрасывал их тела на улицу.