Хизер Сноу - Нежный враг

Леди Эмили села, поставила арфу между коленями и чуть наклонила к себе.

– А вот это настоящая катастрофа! – радостно прошептал Эйвлин. – Видите, как она пользуется арфой, чтобы показать свою стройную лодыжку? Хотя ножка, конечно, красивая. Я бы…

– Хватит! – воскликнула Лилиан. – Мне бы хотелось послушать музыку! – И дело было не только в этом: она вовсе не желала, чтобы Джеффри стал думать о ней еще хуже, поскольку теперь полностью уверилась, что он где-то рядом. Она всем своим существом ощущала его присутствие.

Эйвлин насмешливо вскинул бровь и пробормотал:

– Похоже, вы не так уж непробиваемы.

До конца представления виконт хранил благословенное молчание: не прокомментировал даже весьма неуверенное выступление флейтистки и никак не отреагировал на пугающе безголосую вокалистку. Лилиан ни на чем не могла сосредоточиться: ее тело жило восхитительными ощущениями – казалось, все ее естество отзывалось на близость Джеффри.

Она покрутила головой, побарабанила пальцами по колену, прикусила губу. Никогда раньше она не замечала за собой подобной суетливости. А откуда взялась эта ужасная зависть и ревность? Почему ей настолько отвратительна сама мысль, что Джеффри может обнимать кого-то еще… не ее? Кто он ей? Никто! Всего лишь средство разобраться в смерти отца!

После кошмарной арии очередной претендентки леди Уэнтуорт объявила перерыв.

– Вам жарко? – обеспокоился Эйвлин. – Вы так разрумянились. Принести еще шампанского?

– Да, пожалуйста, – с благодарностью отозвалась Лилиан и, когда он ушел, сцепила руки в надежде, что ошиблась и Джеффри поблизости нет.

– А какого композитора выбрали бы вы, Лилиан?

От густого тембра знакомого голоса она едва не подскочила. Кто же мог подумать, что он сидел за ее спиной!

Девушка резко обернулась. На его губах блуждала… нет, не улыбка, но он явно развеселился. Проклятье! Он все слышал.

– И как давно вы здесь сидите? – все же решила уточнить она, хотя ответ знала заранее.

– С самого начала шоу.

Чтоб тебя!.. Лилиан почувствовала ужасное смущение, хотя провокационные комментарии отпускала вовсе не она.

– Но мне почему-то казалось, что вы главный судья.

– Совершенно верно… – Тон, каким это было сказано, не оставлял никаких сомнений в его отношении к происходящему. – Только я сбежал под предлогом, что мое присутствие будет нервировать юных леди.

Лилиан кивнула, поскольку понимала его, как никто другой.

– Но вы не ответили на мой вопрос, – вернулся к тому, с чего начал, Джеффри. – Какого композитора выбрали бы вы?

– Я, к счастью, не участвую в этом мероприятии.

– А если бы участвовали?

– Честно? Понятия не имею: музыка никогда не была любовью всей моей жизни.

– И все-таки, чисто гипотетически: наверняка есть композитор, которого вы предпочитаете другим.

Лилиан ненавидела говорить о том, в чем разбиралась плохо, но понимая, что Стратфорд так просто не отстанет, выпалила первое, что пришло в голову:

– Не знаю… Возможно, Гендель.

– Понимаю, – протянул Джеффри, и Лилиан поневоле задалась вопросом, что именно. – Интересный выбор. Гендель, по-моему, так и не женился. Я не ошибаюсь?

В его словах явно чувствовался подвох, и она решила быть искренней:

– Понятия не имею.

Должно быть, Джеффри всерьез думает о женитьбе. А как не думать, если ради этого в поместье собралось так много гостей, да и юные леди на выданье буквально вешаются ему на шею?

– Возможно, Эйвлин был прав в своих оценках.

Лилиан слегка наклонила головку.

– Простите?

Джеффри подался вперед, упершись локтями в колени.

– Вы, пусть и наугад, назвали Генделя, композитора, жизнь которого прямо как зеркальное отражение вашей.

– Я вас не понимаю.

– Друзья и близкие Генделя не воспринимали его увлечение музыкой всерьез и настаивали, чтобы он занялся адвокатской практикой, считая этот род деятельности более подобающим для джентльмена. И только мать поддерживала и всячески поощряла юношу. Гендель был образцом для многих авторов – даже Бетховен называл его величайшим композитором из всех когда-либо живших на земле, – а его «Мессия» является великим вкладом в музыкальную культуру.

Лилиан слушала затаив дыхание: ничего этого она не знала.

– Вы говорили, что занимаетесь химией. Уверен, многие пытались вас отговорить, убедить отказаться от нее, но кто-то, как мать Генделя, наверняка вас поддерживал, ведь так? Это, конечно, не ваша тетя…

Лилиан зачарованно покачала головой, потрясенная его проницательностью, и очень тихо сказала:

– Мой отец.

Джеффри кивнул.

– Думаю, вы хотели бы внести весомый вклад в науку и чувствуете, что у вас есть силы и знания для этого. Мать говорила, что вы даже обращались в Королевское научное общество с просьбой принять вас, но получили отказ.

– Семь раз за последние три года, – выпалила Лилиан раньше, чем успела сообразить, что говорит. – Но я отказываюсь сдаваться. Рано или поздно мужчины все равно поймут, что женщины тоже могут заниматься наукой, причем успешно. Пусть не я стану первой представительницей слабого пола, кого все же примут в Лондонское королевское общество, мои усилия обязательно помогут другим, тем, кто придет после меня.

– Я тоже так думаю, – согласился Джеффри, глядя на нее совершенно серьезно, без тени усмешки.

По непонятной причине Лилиан почувствовала неловкость и уязвимость, будто ему удалось заглянуть ей прямо в душу и прочесть ее мысли.

Боже мой, она ведь явилась сюда, чтобы получить ответы на свои вопросы, а в результате отвечает на чужие. Она никогда ни с кем не откровенничала, а тут один только звук голоса этого невероятного мужчины заставляет ее выворачивать перед ним душу наизнанку.

Ведет себя как идиотка.

– Простите, – сказал Джеффри и отодвинулся от нее, откинувшись на спинку стула. – Я огорчил вас.

Лилиан подняла глаза, откашлялась и приклеила на лицо вежливую улыбку.

– Нет, я… Просто немного смущена… Прошу вас, передайте мои извинения лорду Эйвлину: скажите, что я немного устала и мы увидимся позже.

Она резко встала, едва не опрокинув стул, и, не дожидаясь ответа, не желая, чтобы он и дальше читал мысли и чувства по ее лицу, поспешно выбежала из комнаты.

Самообладание возвращалось мучительно медленно. Лилиан быстро шла – почти бежала – по коридорам, размышляя о разговоре с Джеффри. Он никак не отреагировал на упоминание о ее отце: не выказал ни раскаяния, ни хотя бы признания, что когда-нибудь слышал о Чарлзе Клэрмонте. Возможно ли, что ему вообще не было известно о его смерти?

Вполне. Но ученые не опираются на предположения: если есть гипотеза, нужны доказательства либо опровержение. Завтра, когда они поедут кататься, она рискнет задать ему несколько вопросов, а потом проанализирует ответы.