Сьюзен Филлипс - Ну разве она не милашка?

На улице похолодало. Она прижалась щекой к его плечу. Он даже не запыхался, когда нес ее по двору за бегущим впереди Гордоном.

– Далее, – продолжал он, – ты хорошенько отдохнешь. И… – он сжал ее еще крепче, – станешь милой и послушной.

– Похоже, вы выпили больше, чем мне показалось.

Шугар Бет зевнула и закрыла глаза.

– Давайте признавайтесь, что боитесь меня.

– Точнее говоря, запуган до смерти.

Она зарылась глубже в распахнувшийся ворот сорочки.

– Да, я сущее наказание, что есть, то есть.

– Мой самый ужасный кошмар.

Дверь каретного сарая заело, и пришлось спустить Шугар Бет на землю, чтобы попасть внутрь. Там он снова поцеловал ее, на этот раз чуть коснувшись губ, словно не отваживался на большее, опасаясь не сдержаться. И только тогда она поняла, что сейчас он действительно оставит ее. Этого она не хотела, но не знала, как объяснить, что одинока, несчастна и нуждается в нем.

– Ты не представляешь, чего мне это стоит, – признался он, шагнув к двери, – так что не ожидай ни вежливости, ни учтивости, когда утром я буду здесь.

– Кто сказал, что я тебя приглашала?

– Кто сказал, что я нуждаюсь в приглашении?

На этот раз, уходя, он взял с собой пса.

Она едва доволоклась наверх. Сбросила одежду на пол и каким-то образом умудрилась почистить зубы, но разобраться в хаосе нахлынувших чувств было выше ее сил, поэтому она упала на постель.

И, уже засыпая, услышала дикие завывания:

– Шугар… Шугар… Шугар…

Сначала казалось, что это ей снится, но когда она перевернулась на спину, вопли стали громче.

– Шугар! Шугар! Шугар Пай [29]!

Кабби Боумар и его пьяные дружки вспомнили старые школьные забавы.

Недаром Дидди обещала, что она станет женщиной на все времена.

Шугар Бет сунула голову под подушку и заснула.

Уинни проснулась от шума воды – должно быть, Райан принимал душ. Потом раздался его строгий голос: очевидно, он отправлял Джиджи в воскресную школу, невзирая на вполне предсказуемые протесты.

– Меня исключили, па, помнишь?

– Но не из церкви.

– А где ма?

– Она себя неважно чувствует.

– Я тоже.

– Одевайся.

Уинни снова задремала. Сквозь сон до нее доносились запах кофе… звон посуды… стук двери… шум мотора… мир вертелся и без нее.

Наконец она заставила себя встать с постели. Переступила через черную ночнушку, вместо которой прошлой ночью надела старую футболку Райана и розовые спортивные штаны. Отправилась в ванную, вяло почистила зубы, но на душ энергии уже не нашлось. Посмотрела на себя в зеркало: опухшие глаза, отекшее лицо, всклокоченные волосы. Ее жизнь прохудилась, как эти розовые штаны, истерлась до дыр. Разлезлась по ниточке.

– Тебе лучше?

В зеркале рядом с ее собственным появилось отражение Райана. От неожиданности она подскочила. На нем были легкие брюки цвета хаки и тонкий трикотажный свитер, подаренный Джиджи на Рождество.

– Я думала, ты уехал.

– Волновался за тебя, вот и попросил Мэрилин взять Джиджи в церковь. Ну как ты?

– В порядке.

Уединение гостевой спальни манило… то место, где она не сможет ранить ни его, ни себя. Ей хотелось заползти туда и спрятаться под одеяло.

– Сегодня у нас концерт. И прием. Сможешь выдержать?

– Разумеется.

Он привалился к косяку, скрестив на груди руки. Уинни знала, почему он не поехал в церковь. Пытается замолить вчерашние грехи. Шугар Бет так легко все давалось: красота, обаяние, способность завлечь самых порядочных мужчин, даже Колина. Что же до Райана… один взгляд на Шугар Бет, и он пропал. Раздавлен тяжелыми колесами грузовика, нагруженного целой тонной предположений о том, что могло бы быть.

Уинни душил гнев. Она принесла в жертву себя, самую свою суть, свою душу в бесплодной попытке соперничать с призраком испорченной восемнадцатилетней девчонки. Она так презирала себя, что тошно становилось.

Райан взглянул на часы:

– Джиджи вернется не скоро. Почему бы нам…

– Ты когда-нибудь думаешь о чем-то, кроме секса?!

Слова вырвались из нее с силой некоего доисторического гейзера.

Даже ударь она его, он и то не был бы так потрясен. Гейзер взвился к небу, но тут же опал, придавленный ее раскаянием.

– Прости. О Господи, Райан, мне ужасно жаль. Я не хотела.

Но простым извинением уже ничего не исправить. Теплые карие глаза похолодели.

– Я собирался предложить тебе накинуть что-то попроще, съездить в кондитерскую и раздобыть твоих любимых оладий с вишнями.

Несправедливость собственных нападок придавила ее к земле, но и бурлящий в самой глубине гнев никак не унимался. Всю свою жизнь она свято верила, что не достойна ничего, кроме эмоциональных объедков окружающих, и это до смерти ей надоело.

Уинни тяжело дышала, загоняя гнев внутрь.

– Прости.

– Как бы ты там ни считала, секс – далеко не все, о чем я думаю.

– Знаю. Просто я немного… не в себе. – Она прижала руки к животу, пытаясь удержать кипящий гейзер. – Сейчас я приберусь и поеду с тобой.

– Я передумал. Нужно поработать.

Он взялся было за ручку двери, но остановился. Луч утреннего света падал на его руки, оставляя лицо в тени, и на какой-то момент он показался ей совсем чужим.

– Если злишься из-за вчерашнего вечера, можешь так прямо и сказать, вместо того чтобы разыгрывать спектакли.

Гейзер угрожающе заворчал.

– Я не злюсь.

– Согласен, Шугар Бет заслужила холодный прием, но то, что происходило вчера, перешло все границы. Вы все вели себя как жестокие дети, и я не желаю в этом участвовать.

– Разумеется, не желаешь.

Гейзер набирал силу, выискивая слабое место, чтобы прорвать ее кожу.

– Когда ты наконец оставишь прошлое позади?

– Как это сделал ты?

– Чертовски верно. Именно как сделал я.

– Ты с нее глаз не сводил! Весь вечер! Каждый раз, когда я на тебя оглядывалась, ты смотрел на нее.

– Немедленно прекрати! Поговорим об этом, когда придешь в себя.

Спокойный отказ выяснять отношения окончательно лишил ее остатков самообладания, и гейзер взорвался снова. И на этот раз принес с собой все, включая тайну, которую она так свято хранила много лет.

– Не могу!

Он перешагнул порог.

– Не смей прятаться от меня!

Он продолжал идти.

Она бросилась за ним, обезумевшая, истерически вопящая фурия.

– Я забеременела специально!

– Угомонись!

– Я лгала тебе!

Райан остановился на лестнице и снова повернулся к ней. Впервые за все утро он выглядел по-настоящему встревоженным.

– Уинни, замолчи!

– Я забеременела специально, чтобы женить тебя на себе.

– Знаю.

Она судорожно прижала пальцы к губам, проглотила горькую желчь, попыталась вдохнуть, но не смогла.

– Знаешь? Ты знал и ни словом не обмолвился.

– А какой смысл? – Он рассеянно провел рукой по волосам. – И не было особых причин говорить об этом.