Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви». Том 3

Не тот счастливым вправе назваться, кто
Владеет многим: имя счастливца тот
Носить достойней, кто умеет
Вышних даяньях вкушать разумно,

Привык суровой бедности гнет терпеть,
Боится пуще смерти постыдных дел,
Но за друзей и за отчизну
Смерти навстречу пойдет без страха.

Неприступный пока, мой Лигурин, щедро Венерою
Одаренный, когда первый пушок спесь пособьет твою,
И обрежут руно пышных кудрей, что по плечам бегут,
И ланиты, чей цвет розы нежней, грубой покроются

Бородою, тогда ты, Лигурин, в зеркало глянувши,
И не раз и не два скажешь с тоской, видя, что стал другим:
«Ах, зачем не имел, отроком быв, чувств я теперешних?
Не вернется, увы, свежесть ланит следом за чувствами!»

Бочка есть с вином у меня албанским, —
Девять лет ему; есть в саду, Филлида,
Сельдерей, венки чтобы вить; найдется
Плющ в изобилье, —

Он идет к твоим заплетенным косам!
Дом манит к себе, серебром смеется,
И алтарь, увитый вербеной, жаждет
Крови ягненка.

Все в руках кипит, и мелькают быстро
Там и сям, спеша, все служанки, слуги,
И огонь горит, и клубятся тучи
Черного дыма.

Но чтоб знала ты, на какую радость
Ты звана, скажу: мы справляем Иды, —
Тот апреля день, что Венерин месяц
Надвое делит.

Этот день – святей и дороже мне он,
Чем рожденья день, – Меценат желанный
От него ведет счет годам, что быстро
Все прибывают.

К Телефу ты льнешь всей душой, но Телеф,
Верь, не для тебя: он богатой девой
Занят и у ней, у резвушки милой,
Ныне в плену он.

Нас от жадных грез Фаэтон спаленный
Должен уберечь – он урок дал жуткий —
И Пегас, нести не хотев земного
Беллерофонта.

Дерево ты гни по себе, Филлида,
И, за грех сочтя о неровне грезить,
Не стремись к нему, а скорее эту
Выучи песню

И пропой ее голоском мне милым,
Страстью я к тебе увлечен последней,
Больше не влюблюсь ни в кого! – рассеет
Песня заботу.

Вот уж, спутник весны, веет фракийский ветр,
Гонит вдаль паруса, моря лаская гладь;
Льда уж нет на лугах; воды бесшумно мчат
Реки, талых снегов полны.

Вьет касатка гнездо; стонет она, скорбит;
Сердце бедной томит Итиса смерть; укор
Вечно К_е_кропу шлет, – зло ей пришлось царю
Мстить за дикую страсть его.

Вот пасут пастухи жирных овец стада;
Лежа в мягкой траве, тешат свирелью слух
Богу Пану, кому п_о_-сердцу скот хранить
В темных рощах Аркадских гор.

Будит жажду весна! Хочешь, Вергилий, пить
В Калах выжатый сок, Либера дар? Так знай:
Ты получишь вина, юношей знатных друг, —
Нарда только достань ты мне.

Нарда малый оникс выманит амфору,
Ту, что ныне лежит в складе Сульпиция.
Много новых надежд властно дарить вино,
Горечь тяжких забот смывать.

Жаждешь этих утех, так поспеши скорей
К нам с товаром своим: мысли такой я чужд —
Дать безмездно тебе мокнуть в моем вине,
Словно в пышном дому богач.

Право, медлить ты брось, всякий расчет забудь.
Помня мрачный костер, можно пока, дерзай
С трезвой мыслью мешать глупость на краткий срок:
Сладко мудрость забыть порой.

Вняли, Лика, моим боги желаниям,
Вняли, Лика! И вот ты уже старишься,
Но все хочешь казаться
Юной, – пляшешь, бесстыдница,

Пьешь и хочешь зазвать песнью дрожащею
Ты Эрота, а тот жертву ждет новую
На ланитах цветущей
Хии, цитры владычицы.

Он, порхая, дубов дряхлых сторонится
И тебя потому он обегает, что
У тебя уж морщины,
Зубы желты и снег в кудрях.

И ни косская ткань полупрозрачная,
Ни камней дорогих блеск не вернут тебе
Тех времен улетевших,
След которых лишь в записях.

Где же прелесть, увы, где же румянец твой.
Где движений краса? Облик где той-то, – той,
Что любовью дышала,
Сердце тайно в полон брала,

Состязаясь красой с юной Цинарою?
Но Цинаре судьба краткий лишь век дала,
Собираясь, вороне
Старой возрастом равную,

Лику долго хранить, чтоб этим зрелищем
Любоваться могли пылкие юноши,
Не без громкого смеха
Пред обугленным факелом.

Каким путем бы римский сенат, народ
Увековечить подвиги мог твои,
О Август, честь воздать заслугам,
Выбив на камне, вписав их в фасты?

Во всей вселенной, солнце какой бы край
Ни озаряло, ты – величайший вождь!
Винд_е_лики, кому латинян
Чужды законы, еще недавно

Твою узнали мощь на войне: народ
Генавнов дикий бревнов проворных Друз
Прогнал, двойное пораженье
Им нанеся и низвергнув башни,

Что враг в Альпийских грозных горах возвел.
А вскоре старший в доме Неронов дал
Жестокий бой свирепым ретам,
Волей богов обратил их в бегство.

В пылу сраженья стоило зреть его,
Как он без счета груди врагов дробил,
Что обрекли себя на гибель.
Словно бурливые воды ветер

Волнует южный, в пору, когда Плеяд
Созвездье тучи режет, полки врагов
Без устали теснил Тиберий,
В самую сечу с конем врываясь.

Как Ауфид бурный – туроподобный – вдруг
Чрез царство Давна волны свирепо мчит,
Полям и нивам апулийца
В гневе грозя наводненьем страшным,

Громил так Клавдий, ринувшись в смертный бой.
Одетых в латы варваров без потерь;
Кося и задних и передних,
Трупами землю устлал победно.

Ты войско, мудрость, милость богов ему
Сумел доставить. С той ведь поры, как порт
Тебе с мольбой Александрия
Вместе с дворцом, уж пустым, открыла,

Спустя пятнадцать лет тебе вновь дала
Фортуны милость добрый исход войны,
К деяньям, прежде совершенным.
Лавры прибавив и блеск желанный.

Узды не знавший прежде кантабр и перс,
Кочевник скиф и индус – дивятся все
Тебе, Италии и Рима
Здесь на земле, покровитель мощный!

Дивится Нил, что место рожденья вод
Таит, и Истр, и быстро текущий Тигр,
И Океан, чудовищ полный,
Ревом глушащий британцев дальних.

Тебе покорны: галлы, которым чужд
Пред смертью трепет; дикой земли сыны —
Испанцы; и тебя сигамбры
Чтят, кровожадные, сдав оружье.

Хотел я грады петь полоненные
И войны, но по лире ударил Феб,
Чтоб не дерзнул я слабый парус
Вверить простору зыбей тирренских.