Евгения Монастырская - Я лесбиянка: история жизни и любви. Том первый

Корректор Ольга Мошникова

Дизайнер обложки Наталья Варламова

© Евгения Монастырская, 2021

© Наталья Варламова, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0055-0588-0 (т. 1)

ISBN 978-5-0055-0589-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я благодарна маме, она принимала меня такой, какая я есть, ее любовь помогает проходить через сложные времена;

– моим женщинам – поддерживающим партнеркам;

– моим подписчицам и подписчикам в соц. сетях, которые поддерживали меня в периоды кризиса и депрессии.

– моим психологиням, они вытаскивали из тяжелых состояний и помогали принимать реальность, психиаторке, убедившей меня, что в приеме антидепрессантов нет ничего страшного.

– корректорке и писательнице – Ольге Мошниковой за корректуру и неоценимую поддержку в период написания романа.

– дизайнерке – художнице Наталье Варламовой, создавшей вдохновляющую креативную обложку из селфи.

– верстальщику – Артему Эс. за ответственное отношение и гибкий подход.

– моей организации «Ресурс ЛГБТКИА Москва», соратницам и соратникам. Здесь я нашла пространство принятия и смогла воплотить свои замыслы.

«То, что невозможно изменить, нужно хотя бы описать».

«Детство – оно темное и постоянно стонет, как маленькое животное, запертое в подвале и всеми забытое».

«Но тоска во мне – слишком вечная,

Чтоб была ты мне – первой встречною».

Я счастлива быть лесбиянкой. Мне нравиться вступать в близкие отношения с женщинами. Смотреть в их глаза, прикасаться к их телам, вдыхать их запах, слушать их речь, вникать в их мысли и чувства. И созидать вместе что-то большое и яркое. Я хочу разделять с женщиной самое дорогое, что у меня есть – себя и свою жизнь.

Пропаганда – говорят они. И размахивают позорным законом о «пропаганде среди несовершеннолетних». И мне хочется кричать в их лица. Им кажется, что они могут запретить любовь.

В моем детстве не было «пропаганды». Я не знала слова «лесбиянка», когда в одиннадцать лет, впервые почувствовала смутное влечение к подруге по пионерскому лагерю. Не знала слово «лесбиянка», когда в двенадцать, лежа в больнице, сгорала от смущения, едва до моей руки дотрагивалась соседка по палате. И я совсем не считала себя лесбиянкой, когда в пятнадцать, придя заниматься верховой ездой на Московский Ипподром, встретила Ее.

Первая любовь опрокинула в новое измерение. Вся моя недолгая жизнь была лишь подготовкой к этой встрече. Прочитанные книги, аккуратно собранные цитаты, изученные до мельчайших подробностей полотна обожаемых импрессионистов, первые неумелые стихи и радикальные взгляды на мир, все это принесла я в дар своей возлюбленной. Она ответила тем же. Это было головокружительное путешествие друг в друга.

Не помню, когда я впервые услышала слово «лесбиянка», но значимым для меня оно стало в тот год, когда мне исполнилось шестнадцать. Что-то смутно слышала о женщинах, которые любят женщин, пыталась приноровить это слово к себе, вертела его, пробовала на вкус, разглядывала со всех сторон. Хотелось ощутить его запах, вес. В моем воображении где-то жили это взрослые, опытные, прожженные лесбиянки, почему-то все поголовно затянутые в черное, читающие друг другу стихи и хрипящие под гитару. Они призывно изгибали станы, стреляли хищным прищуром порочных глаз, а в нервных пальцах сжимали мундштуки с горящими сигаретами. «Нет, я не такая», – думала я и мысленно отодвигалась от мерцающих тел.

– Жаль, что мы не лесбиянки, – однажды сказала Аня, когда мы гуляли по набережной Воробьевых Гор.

У меня перехватило дыхание: впервые услышала это слово от нее. Вспыхнула, опустила глаза.

– Или жаль, что ты не мужчина, – она окинула меня взглядом с ног до головы, – у тебя даже имя почти мужское, «Женя». Я бы любила тебя.

Придя домой, я разделась и вставала перед зеркалом. Внимательно осмотрела руки, ноги, грудь, живот и лобок. Нет, я не мужчина. Мне нравится быть женщиной. Мы обе одного пола, но почему из-за этого мы не можем быть вместе?

Я не знала, чего я хочу и что могу сделать. Не знала, куда мы идем и чем все закончиться. Я даже не строила планы прожить жизнь вместе с ней. Просто хотела быть рядом. Разговаривать, слушать, делиться, ловить ее взгляды, проникать в ее мысли, видеть, как самые разные эмоции проходят волнами по ее подвижному лицу, наблюдать как она хмуриться, упиваться ее смехом. И иногда, как бы случайно, касаться своим плечом ее мягкого плеча, стоя рядом, облокотившись о перила набережной, наблюдая темную воду.

А потом она начала говорить: она хочет поцеловать меня в губы, она любит меня, как мужчину, о, это ошибка природы, что я девушка. Да, я человек, которого она искала, который создан для нее. И как же обидно и подло, что я не парень. Я замирала, задыхалась, отшучивалась неловко. Боялась представить ее губы рядом с моими. И в тоже время страстно желала этого.

Однажды приехала к ней домой. Жили они недалеко от Октябрьской на Ленинском проспекте в солидной «сталинке» на шестом этаже. В квартире было уютно, старомодно и сумрачно. Мы сидели за круглым столом, с зеленоватых гобеленов испуганно-туповато взирали овцы, и похотливые пастухи тискали беспечных пастушек.

– Хочу тебя поцеловать, – она рассматривала свои руки с ярко накрашенными ногтями, губы кривила в странной усмешке, и пыталась говорить как бы между прочим, будто предлагая мне чашечку чая.

Я фыркнула, маскируя смущение, затаилась. Она встала, посмотрела на меня прямо. Опять улыбнулась. Я вскочила со стула, чуть не опрокинув его, успела придержать спинку рукой, заметив, как дрожат мои пальцы.

Аня стала обходить стол. Я двинулась от нее в противоположную сторону. Мы шли по кругу, наращивая темп, почти неслись, молча, сосредоточенно, глядя прямо перед собой, будто две цирковые лошади на арене, выполняющие задание погонщиков. Наконец, она остановилась, снова улыбнулась:

– Давай уже в другую сторону. Голова закружилась.

Я начала движение в другую сторону, но сбилась с круга то ли случайно, то ли намеренно. Почти ничего не видя перед собой, слепо отошла в какой-то сонный угол. Уютно пахло старой штукатуркой, обоями, а еще чем-то сладким, конфетным. Ее глаза надвигались. Я не была готова к этому. Глаза надвигались, становились огромными; вот уже совсем рядом они расплылись передо мной зеленоватыми озерцами. Почувствовала мягкость ее тела, утонула в этой мягкости. Хотелось вечно стоять так, утопая в ней, впуская ее в себя. И больше не было разных тел, а было одно общее. Она пробормотала что-то тихое, неразборчивое. Целовались долго, мучительно, задыхаясь, перетекая друг в друга.