Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви». Том 3

Нам мнится, если возраст нам не враг,
Твоими разум говорит устами.

Ах, разум, разум… Да, отец мой, высший
То дар богов для смертных, спору нет;
И что неправ ты – это доказать
Не в силах я – и не хочу быть в силах.
Но прав, быть может, также и другой?
Поверь, отец: что делает народ,
Что говорит и чем он недоволен,
Мне лучше видно. Страх простолюдину
Твой взор внушает [23], прерывает речи,
Что неугодны слуху твоему.
А я, в тени, и вижу все, и слышу.
Я слышу, да, как все ее жалеют,
Все говорят: «Ужель погибнет та,
Что гибели всех менее достойна? —
Ужель за подвиг столь прекрасный – кару
Столь жалостную понесет она? —
Ту, что, родного брата в луже крови
Найдя, непогребенным не снесла,
Не потерпела, чтоб от псов голодных
Он поруганье принял и от птиц —
Ее ль златым мы не почтим венком?»
Так глухо бродит темная молва.
Отец! Ведь мне всего добра на свете
Дороже благоденствие твое.
И быть не может иначе: ведь слава
Цветущего отца – величье сына,
Как и отцу отраден сына блеск.
Не будь же однодумен: не считай,
Что правда только в том, что ты сказал.
Кто лишь в себе высокий разум видит,
Иль чары слова, иль души величье —
Тот часто вдруг оказывался пуст.
Ты – человек, и как бы ни был мудр ты, —
Позора нет познать и уступить.
Когда поток весенних вод избыток
Стремит в долину – гибкие лишь лозы
Его выносят, а деревьев силу
Он, с корнем вырывая, истребляет.
Когда моряк натянет корабельный
Канат и не захочет отпустить —
Не миновать ладье перевернуться.
Нет, уступи, смири свой гордый дух!
Дозволь и мне, хоть я и молод, словом
Тебя правдивым вразумить, отец:
Всех совершенней я того считаю,
Кто сам в себе клад мудрости хранит.
Но он немногим достается; прочим —
И доброму совету внять хвала.
Корифей
Полезно обоюдное ученье,
Коль доля правды у обоих есть.

Седые старцы мы; не время нам
У молодого разуму учиться!

Одной лишь правде! Если ж молод я, —
Смотреть на дело должно, не на возраст.

А дело ли ослушника почтить?

Почтить дурных я не просил, отец.

Ну, а ее ты к ним не причисляешь?

Ни я, ни всенародный глас фивян.

Народ ли мне свою навяжет волю?

Ты ныне слово юное сказал.

Своей мне волей править, иль чужою?

Единый муж – не собственник народа,

Как? «Мой народ» – так говорят цари!

Попробуй самодержцем быть в пустыне!

Жене ты покорился, вижу я!

Коль ты – жена; я о тебе забочусь.

Ты, негодяй [24]? И судишься с отцом?

Так должно; Правды ты завет нарушил.

Нарушил, если власть я чту свою?

Хорош почет, коль ты богов бесчестишь!

Презренный, женской прелести угодник!

Все ж не дурному делу я служу.

Ты в каждом слове лишь о ней радеешь!

Нет; и о нас с тобой, и о богах.

Живой ее ты не получишь в жены!

Она умрет… пусть так! Но не одна.

Еще угрозы? Вот венец дерзанью!

Угрозы? Нет; тщете ответ бессильный.

Тщеты питомец не учитель мне!

Ты говорить лишь хочешь, а не слушать?

Раб женщины, не раздражай меня!

Отец!.. другого б я назвал безумцем.

Что ж, называй! Но не на радость, верь мне,
К хуле и брань прибавил ты.

Эй вы!
Сюда преступницу ведите! Тотчас
На жениха глазах ее казню.

Нет, этого не будет! Глаз моих
Уж не увидят боле ни невеста
В мученьях казни горестной, ни ты:
Других ищи союзников безумью!

Его шаги торопит гнев, владыка —
Советник лютый в юных дней пылу.

Что ж, в добрый час! Пускай в своей гордыне
И дерзости себя хоть богом мнит:
Их он и этим не спасет от казни.

«Их», ты сказал? Ужель казнишь обеих?

Ты прав: лишь ту, что прикоснулась к трупу.

Какую ж ей ты приготовил казнь?

За городом, в пустыне нелюдимой,
Врыт в землю склеп [25]; из камня свод его.
Туда живую заключу, немного
Ей пищи дав – так, как обряд велит,
Чтоб города не запятнать убийством,
Пусть там Аиду молится – его ведь
Она считает богом одного!
Быть может, он спасет ее от смерти.
А не спасет – на опыте узнает,
Что почитать подземных – праздный труд.

Эрот, твой стяг [26]– знамя побед!
Эрот, ловец лучших добыч,
Ты и смертному сердце жжешь
С нежных щек миловидной девы.
Подводный мир чует твой лет; в чаще лесной гость ты;
Вся бессмертная рать воле твоей служит;
Всех покорил людей ты —
И, покорив, безумишь.

Тобой не раз праведный ум
В неправды сеть был вовлечен;
Ты и ныне лихую рознь
В эти души вселил родные.
Преграды снес негой любви взор молодой девы —
Той любви, что в кругу высших держав судит.
Нет поражений играм
Царственной Афродиты!

О, что вижу? И сам послушания долг
Позабыть я готов, и из старческих глаз
Неудержно струится горючий родник.
Антигону ведут – ах, не в дом жениха:
Ее ждет всеприемлющий терем!

В последний путь, старцы земли родимой [27],
Я собралась теперь.
Этот солнца лучистый круг,
Ах, в последний вижу я раз.
Все прошло: живую меня
В дом ведет свой мрачный Аид
К берегу плача.
Нет мне проводной песни,
Подруг игры не услышит мой
Свадебный терем,
О, нет: владыке невеста я мрака.