Густав Майринк - Избранное: Романы, рассказы

Наверное, буква «ш» вызывает это ужасное впечатление…

Как хитро обложили человека суггестиями!

Но я-то уже знаю способ выхолостить их. Я повторял это слово в тот вечер тысячи раз, пока оно не потеряло для меня весь свой ужас.

Теперь оно для меня такое же, как любое другое слово.

Вполне могу себе представить, что какого-нибудь необразованного убийцу навязчивая идея о преследующих его мертвецах может свести с ума, но только если он не умеет мыслить, взвешивать, продумывать ситуацию наперед. Кто из ныне живущих привык хладнокровно встречать гаснущий взор, полный смертельного ужаса, не получая от этого зрелища страшных пробоин в душе, или способен задушить проклятия, клокочущие в глотке жертвы, не испытывая все-таки тайного страха перед ними. Неудивительно, что такая картина может ожить и породить в душе что-то вроде совести, которая в конце концов и приводит к гибели.

Что касается меня, должен сказать, что я действовал просто гениально!

Отравить одного за другим двух человек и замести все следы — тут, конечно, много ума не надо; но вот чувство вины, задушить в зародыше собственное чувство вины, это… Это удалось, кажется, мне одному…

Да, если бы существовал на земле такой несчастный, который бы знал абсолютно все, — вот ему было бы трудно защититься от самого себя! Я, однако, мудро воспользовался своим незнанием и выбрал яд, действие которого мне абсолютно неизвестно и должно остаться таковым: морфий, стрихнин, цианистый калий, — их действие мне известно, или я могу его себе представить: скрюченные пальцы, судороги, внезапное падение, пена на губах. Но курарин! Я понятия не имею, как выглядит агония, вызываемая этим ядом, и каким образом я составил бы понятие об этом?! Читать об этом мне и в голову не придет, а случайно или невольно услышать об этом — исключено. Да кто вообще знает такое название — курарин?!

Итак! Если я не могу представить себе последние минуты моих жертв — что за дурацкое слово, — то как они могут меня преследовать? А если они мне приснятся, то, проснувшись, я всегда смогу доказать себе несостоятельность такой суггестии. Какая суггестия оказалась бы сильней такого доказательства!

26 сентября

Странно, но как раз сегодня ночью мне приснилось, что оба мертвеца идут за мной, один справа, другой слева. Вероятно, это оттого, что я вчера записал свою мысль о сновидениях?!

Теперь есть только два способа преградить путь этим снам: или все время заставлять себя смотреть их, чтобы выработать привычку, как было с этим нелепым словом «душегуб», или же, во-вторых, вырвать с корнем всякое воспоминание о них.

Выбрать первое? Хм… Сон был слишком отвратительный… Выберу способ номер два.

Итак: «Я не буду больше думать об этом! Не буду! Я не буду, не буду, не буду больше думать об этом! Слышишь, ты!..

Ты не смеешь больше думать об этом!»

Собственно, если разобраться, такая форма: «Ты не смеешь и так далее» — выбрана мной необдуманно, нельзя обращаться к себе на «ты» — посредством этого мы расщепляем, так сказать, свое «я» на «я» и «ты», и со временем это может привести к фатальным последствиям!

5 октября

Если бы я не изучил столь досконально сущность суггестии, то очень сильно бы теперь нервничал: сегодня была восьмая по счету ночь, в течение которых я вижу один и тот же сон. Все время эти двое идут за мной по пятам. Сегодня вечером пройдусь и, пожалуй, выпью рюмочку-другую.

Сходить бы в театр — но, как нарочно, сегодня дают «Макбета».

7 октября

Век живи, век учись. Теперь я знаю, почему так долго должен был смотреть эти сны. Парацельс же ясно сказал: чтобы постоянно видеть яркие сны, достаточно один-два раза записать их. В будущем эта оплошность не повторится. Интересно, имеют ли об этом понятие нынешние господа ученые? Вот высмеивать Парацельса — это они могут.

13 октября

Сегодня надо точно описать то, что произошло, иначе мои воспоминания обрастут подробностями, которых вовсе не было.

С недавних пор у меня появилось такое чувство — от снов я, слава Богу, избавился, — как будто кто-то все время идет за мной слева.

Можно, конечно, обернуться, удостовериться в обмане чувств, но это было бы большой ошибкой… Потому что тем самым я бы невольно подтвердил себе, что существование чего-то подобного в реальности возможно .

Так продолжалось несколько дней. Я все время был настороже.

И вот сажусь сегодня завтракать, и снова появляется это тягостное чувство, и вдруг я слышу позади себя треск. И прежде чем я успел сообразить, что делать, на меня накатил ужас и я обернулся. В течение нескольких секунд я в состоянии бодрствования отчетливо видел покойного Рихарда Эрбена, очень печального, — потом фантом юркнул за мою спину, но все-таки не спрятался совсем: если я как следует выпрямлюсь и сильно скошу глаза влево, то вижу его контуры, только краем глаза, но если поверну голову, он отодвигается на то же расстояние.

Мне совершенно ясно, это старуха служанка чем-то брякнула в коридоре, она ни минуты не посидит спокойно и вечно толчется у моей двери.

С сегодняшнего дня ей позволено заходить в квартиру только в мое отсутствие. Я вообще не желаю никого видеть.

У меня просто волосы дыбом встали! Думаю, оттого, что кожа обладает способностью стягиваться.

А призрак? Первоначальные ощущения были навеяны виденными снами — это же так естественно; а то, что он стал видимым, обусловлено, в свою очередь, внезапным испугом. Испуг… страх, ненависть, любовь — это те силы, что расщепляют наше «я» и потому могут сделать видимыми наши мысли, даже не отчетливые, так что они отражаются в нашем восприятии, как в зеркале.

Придется теперь некоторое время посидеть дома и хорошенько понаблюдать за собой, потому что так дальше дело не пойдет.

Неприятно и то, что вся история случилась как раз тринадцатого числа. Надо было мне с самого начала энергично бороться с этим суеверием, засевшим, очевидно, и у меня в голове. Кстати, что такого особенного в этом незначительном обстоятельстве?

20 октября

Больше всего мне хочется собрать чемоданы и уехать в другой город.

Опять старуха ошивается у двери.

Опять тот же звук — теперь справа от меня.

Та же самая история, что на прошлой неделе. Теперь справа я вижу своего отравленного дядю, а если я опускаю подбородок на грудь и как бы кошусь себе за плечи, — то вижу обоих, слева и справа. Ноги их не видны. Между прочим, призрак Рихарда Эрбена проступил, кажется, более отчетливо и переместился ближе ко мне. Старуху надо гнать из дома — она мне кажется все более подозрительной, но недельку я еще поулыбаюсь ей, чтобы она чего не подумала.