Трумен Капоте - Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество

– А я, между прочим, летела с тобой в одном самолете из Лондона! Но не решилась потревожить твой сон, ты так мило спала, – а потом приметила и меня: – Ух ты, привет, Джонси! – воскликнула она теплым сипловатым голосом, от которого ее тело как будто слегка вибрировало. – Солнечный ожог сошел? Я ведь предупреждала!

Она перестала смеяться, как только присела на банкетку рядом с сестрой: они склонили головы друг к дружке и принялись заговорщицки перешептываться. Удивительно, насколько они были похожи, притом что одинаковыми у них были только широко расставленные глаза, голос и некоторые жесты, в частности – привычка внимательно смотреть в глаза собеседнику и гипнотически-сочувственно кивать.

Леди Айна заметила:

– Сразу видно, эти девицы в свое время сумели обстряпать пару крупных дел. Многие их на дух не переносят, особенно женщины, и это понятно: они сами женщин не любят и почти ни об одной доброго слова не скажут, зато к мужчинам нашли подход, эдакие западные гейши – умеют сберечь мужскую тайну и дать избраннику почувствовать собственную значимость. Будь я мужчиной, я бы и сама втрескалась в Ли: она чудесно слеплена, словно танагрская статуэтка, и женственна без жеманства. Одна из немногих моих знакомых, которые умеют быть одновременно приветливы и чистосердечны – обычно одно исключает другое. Джеки… Джеки – это совсем другая история. Весьма фотогенична, не спорю, но ей не хватает утонченности. Вся она какая-то… чересчур .

Я вспомнил вечер, когда мы с Кейт Макклауд и всей честной компанией ходили в Гарлемский бальный зал на трансвеститский конкурс красоты. Сотни юных «королев» в самодельных платьях рассекали по подиуму под невообразимые вопли саксофонов: кассиры бруклинских супермаркетов, курьеры с Уолл-стрит, чернокожие посудомойщики, пуэрториканские официанты в шелках и феерических нарядах, хористы, банковские служащие и ирландцы-лифтеры в образах Мэрилин Монро, Одри Хепберн и Джеки Кеннеди. Именно Джеки пользовалась у них наибольшей популярностью: больше дюжины парней, включая победителя, изобразили ее высокую прическу с начесом, крылатые брови, бледно накрашенные пухлые губы. В жизни она произвела на меня похожее впечатление – не настоящая женщина, а искусная пародия на миссис Кеннеди.

Я поделился этой мыслью с Айной, и она кивнула.

– Да-да, вот это я и имела в виду под «чересчур ». – И тут же спросила: – А ты знаешь Розиту Уинстон? Славная тетка. Наполовину чероки, по-моему. Несколько лет назад у нее был инсульт, и теперь она не может говорить. Вернее, может произнести только одно слово. Такое, кстати, часто случается с инсультниками: в их распоряжении остается одно-единственное словцо. Розита говорит – «Красиво». Действительно, она всегда любила красивые вещи. Я это к чему вспомнила: со стариком Джо Кеннеди недавно случилась похожая история, но его словцо – «Твоюмать!».

Айна жестом попросила официанта налить ей шампанского.

– Я тебе рассказывала, как он на меня напал? Мне было восемнадцать, я приехала в гости к его дочке Кик…

И вновь мой взгляд принялся блуждать по залу, натыкаясь en passant [63] По пути ( фр. ). на разных людей: вот синебородый торговец лифчиками с Седьмой авеню пытается закадрить тайного гомика – редактора «Нью-Йорк таймс»; а вот Диана Вриланд, редакторша «Вог», напомаженная и разукрашенная, точно павлин, в компании престарелого Менбоше, напоминающего предмет неброской роскоши – быть может, редкую серую жемчужину. Еще я приметил миссис Уильям С. Пэйли с сестрой, миссис Джон Хэй Уитни. По соседству с ними сидели неизвестные мне люди: женщина лет сорока – сорока пяти, не красавица, но в превосходном коричневом костюме «Баленсиага» с брошью из коньячных бриллиантов на лацкане. Ее спутник был значительно моложе – лет двадцати с небольшим, крепкий загорелый Аполлон, явно все лето рассекавший на яхте просторы Атлантического океана. Сын? Вряд ли, и вот почему: он закурил, передал ей сигарету, и они многозначительно соприкоснулись пальцами, а потом и вовсе взялись за руки.

– …старый хрен пробрался в мою спальню. Было часов шесть утра – прекрасное время, если хочешь застать кого-то врасплох, в полной отключке. Когда я проснулась, он уже одной рукой зажал мне рот, а другой лапал все что ни попадя. Нет, ты только подумай, какая неслыханная наглость – пристал ко мне в собственном доме, за стенкой родня спит! Все мужики Кеннеди одинаковые: им, как кобелям, надо пометить каждый столб в округе. Отдам старику должное: когда он понял, что орать я не стану, в его глазах вспыхнула такая благодарность…

Женщина и юный покоритель морей не разговаривали. Они молча держались за руки, он улыбнулся, и она тотчас ответила ему улыбкой.

– А потом, представь себе, всю дорогу делал вид, что ничего не произошло – ни разу не подмигнул, не кивнул, только знай строил из себя добренького папашу. Как коварно и жестоко с его стороны! Все же он меня поимел, и я даже сделала вид, что мне понравилось: мог бы отблагодарить, хоть безделушку какую подарить или портсигар… – Айна заметила, что я отвлекся, и тоже перевела взгляд на странную парочку. – Знаешь их историю?

– Нет, – ответил я, – но чувствую, что история любопытная.

– Да, только ты не то подумал. Дядя Уилли нашел бы этой истории славное применение, да и Генри Джеймс… у Джеймса вышло бы даже лучше, чем у дяди Уилли, потому что дядя Уилли обязательно приврал бы и ради киношных сборов сделал бы Дельфину и Бобби любовниками.

Так-так, про Дельфину Остин из Детройта я читал в колонках светской хроники – богатая наследница, жена одного из псевдомраморных столпов, на которых зиждилось нью-йоркское клубное общество. А Бобби, ее нынешний спутник, еврей и сын гостиничного магната С. Л. Л. Семененко, первый муж кинозвездульки со странностями, которая развелась с сыном, чтобы выйти за отца (и с которой отец потом развелся, застав женушку в постели с немецкой… овчаркой. Серьезно, я не шучу!).

Если верить леди Айне, Дельфина Остин и Бобби Семененко были неразлучны уже около года: каждый день они обедали в «Береге Басков», «Лютеции» и «Орленке», а зимой отправлялись в Гштад и Лифорд Кей, где демонстративно катались на лыжах и плавали у всех на виду – ведь в их дружбе не было даже намека на курортный роман. Скорее, по ее мотивам можно было снять душещипательную киношку вроде «Победить темноту» со старухой Бетт Дэвис в главной роли, только для двух «звезд»: они оба умирали от лейкемии.

– Нет, серьезно! Пожилая светская львица и юный красавец путешествуют вместе, и их неотступный спутник – сама смерть. История под стать Генри Джеймсу, тебе не кажется? Или дяде Уилли.

– Нет. Для Джеймса она слишком слащавая, и недостаточно слащавая – для Моэма.