Трумен Капоте - Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество

– И причины ссоры вам неизвестны.

Туз в очередной раз чиркнул спичкой о ноготь и тут же задул пламя.

– Их размолвка – если это можно так назвать – осталась для всех такой же загадкой, как и сам брак. На несколько месяцев Кейт исчезла, и один знакомый врач шепнул мне по секрету, что она провела их в лозаннской клинике Нестле. Сама Кейт мне ничего не рассказывала, а у меня кишка тонка лезть к ней с расспросами. Полагаю, Коринн, ее помощница, должна все знать. Увы, когда речь заходит о мисс Кейт, Коринн нема, как истукан с острова Пасхи.

– Ну хорошо. А почему они не развелись?

– Видимо, опять-таки из-за религиозных чувств Йегера. Католические заморочки. Он никогда не пойдет на развод.

– Господи боже, но она-то может с ним развестись!

– Тогда он точно не подпустит ее к Генни.

– Сукин сын! Без колебаний засунул бы ему дробовик в зад и спустил курок. Мерзавец! Однако вы говорили, что Кейт в опасности. Чего она боится, не пойму?

– Она думает, что повод для опасений есть. Я тоже так думаю. И у нее не паранойя, Йегер действительно за ней шпионит – его агенты собирают информацию о каждом ее шаге, каждом поступке. Стоит ей сменить прокладку, Grand Seigneur [58] Важная особа, вельможа ( фр. ). об этом узнает, не сомневайтесь. А теперь, – сказал Туз, щелкнув пальцами, – давайте выпьем. Для «дайкири» уже поздновато. Как насчет виски с содовой?

– Мне все равно.

– Официант, принесите нам два виски с содовой. Итак, вернемся к моему предложению: условия вас устраивают? Или дать вам пару дней на размышления?

– Не о чем тут размышлять. Я все решил.

Принесли напитки, и Туз поднял свой стакан.

– Так выпьем за это решение, каким бы оно ни было. Хотя не скрою: я очень рассчитываю на ваше согласие.

– Я согласен.

Он сразу успокоился.

– Вы просто дар свыше, П.Б.! Уверяю, не пожалеете! – Тут надо отметить, что за всю историю человечества было очень мало пророчеств, столь же далеких от истины.

– Да, я согласен. Но. Если он не хочет развода, то чего же он хочет?

– У меня есть теория. Да, всего лишь теория, и все же я уверен, что дело обстоит именно так – готов поставить на это последнюю фишку. Он хочет ее убить. – Туз позвенел кубиками льда в своем стакане. – Католицизм строго запрещает супругам разводиться, а Кейт представляет для Йегера угрозу, так как в любой момент может попытаться отсудить у него ребенка. Вот он и задумал ее убить, инсценировать какой-нибудь несчастный случай.

– Туз, да бросьте! Вы спятили. Либо вы спятили, либо он.

– В данном случае я убежден, что спятил он… Слушайте, а куда делась ваша собака? Я только сейчас заметил.

– Подарил ее леди с верхнего этажа.

– Так-так-так!.. Смотрю, она и впрямь произвела на вас впечатление.

Весь путь от населенных прустовскими призраками коридоров «Ритца» до хлипкого крысятника моего отеля (близ Северного вокзала) я проделал пешком. Настроение было приподнятое – наконец-то я больше не экспат-страдалец, не бессмысленный неудачник, а человек с целью в жизни, даже с миссией. В голове у меня, словно у какого-нибудь начинающего скаута перед первым походом с ночевкой, крутились мысли о приготовлениях. Во-первых, нужна одежда: рубашки, туфли, несколько приличных костюмов, ибо под ярким солнцем ни один предмет моего гардероба не выдержит никакой критики; во-вторых, оружие (завтра же куплю револьвер 38-го калибра и начну тренироваться в тире). Я шел быстро, но не из-за фирменной парижской сырости, продирающей до костей, – нет, мне хотелось как следует вымотаться и заснуть крепким сном без сновидений, как только голова коснется подушки. Так оно и произошло.

И все же сны я видел. Хорошо понимаю, почему психоаналитики дерут с пациентов такие деньги – кому в здравом уме захочется слушать невыносимо скучные россказни чужих людей о своих снах? Я все же рискну и расскажу, ибо через некоторое время сон мой сбылся до мельчайших подробностей. Сперва ничего не происходило, картинка с видом морского побережья – эдакий пейзаж Будена – не двигалась. На просторном пляже у аквамариновой воды неподвижные силуэты: мужчина, женщина, собака, мальчик. На женщине длинное платье из тонкой тафты – морской бриз слегка теребит подол; в руке она держит зеленый зонтик от солнца. На мужчине соломенная шляпа-канотье, на ребенке – матросский костюмчик. Наконец картинка крупным планом: женщина под зонтом – это Кейт Макклауд. А мужчина, который хочет взять ее за руку, – я сам. Вдруг мальчик хватает палку и бросает в волны; собака бежит ее доставать, а потом долго отряхивается, и в воздухе сверкают кристаллы морской воды.

– Carissimo! [59] Драгоценный! ( ит. ) – воскликнула Айна. – Тебя-то мне и надо. Чуть не пришлось обедать одной, представляешь? Герцогиня в последний момент меня продинамила.

– Черная или Белая? – уточнил я.

– Белая, – ответила она, разворачивая меня к тротуару.

Белая Герцогиня – это Уоллис Виндзор, а Черная (как зовут ее друзья) – Перла Апфельдорф, бразильская жена южноафриканского бриллиантового магната, известного своими откровенно расистскими взглядами. Что же касается моей сведущей собеседницы, то была подлинная леди, во всех смыслах Женщина с большой буквы – леди Айна Кулбирт, американка, вышедшая замуж за владельца химических заводов из Великобритании. Высокая, выше большинства мужчин, веселая и бойкая бабенка, родившаяся и выросшая на ранчо в Монтане.

– Второй раз отменяет встречу! – пожаловалась Айна Кулбирт. – Якобы у нее крапивница. Или у герцога? Словом, у кого-то из них. Ладно, не важно. У меня забронирован столик в «Береге Басков». Пообедаем? Мне просто необходимо с кем-нибудь поговорить. И боже, какое счастье, что мне попался ты, Джонси!

«Берег Басков» расположился на Восточной Пятьдесят пятой улице, прямо напротив гостиницы «Сент-Реджис». В том же здании раньше находился «Павильон», основанный в 1940 году почтенным ресторатором Анри Суле. Месье Суле забросил свое детище из-за вражды с владельцем здания, покойным президентом «Коламбия пикчерз», похабным голливудским бандюганом по имени Гарри Кон (однажды тот прослышал, что Сэмми Дэвис-младший встречается с его белокурой звездой Ким Новак, и нанял киллера, чтобы тот позвонил Дэвису и сказал: «Слушай, Сэмбо, одного глаза у тебя уже нет. Хочешь остаться без второго?» На следующий день Дэвис женился на чернокожей хористке из Лас-Вегаса). Как и «Берег Басков», «Павильон» состоял из небольшой входной зоны, слева от которой располагался бар, а прямо, за высокой аркой, – просторный обеденный зал с мебелью, обитой красным плюшем. Бар и главный зал образовывали Гебриды, своего рода Эльбу, на которую Суле ссылал второсортную публику. Излюбленные клиенты, коих хозяин ресторана отбирал с неизменным snobbisme [60] Снобизм ( фр. ). , ужинали в заставленной банкетками входной зоне – так было заведено во всех нью-йоркских элитных ресторанах – «Лафайетте», «Колонии», «Каравелле», «Лягушке». Столики для привилегированной публики стоят чуть ли не у самого входа, там жуткий сквозняк и ни о каком уединении говорить не приходится, но почему-то сам факт попадания (или непопадания) за такой столик становится в жизни светского карьериста подлинным моментом истины. Гарри Кона в «Павильоне» не уважали. Суле было плевать, что он голливудский воротила, а самое главное – владелец здания. Суле видел в нем обыкновенного торгаша (кем тот и был), нацепившего дорогой пиджак с подбитыми плечами, и неизменно сажал его в самом дальнем углу обеденного зала. Кон рвал и метал, матерился, снова и снова задирал арендную плату. В конце концов Суле не выдержал и переехал в куда более помпезные помещения «Ритц-тауэра». Однако не успел он там как следует обжиться, Гарри Кон внезапно отбросил коньки (когда журналист спросил Джерри Уолда, почему тот пришел на похороны, Джерри ответил: «Просто хотел убедиться, что гад подох»), и Суле, всегда с ностальгией вспоминавший родные пенаты, арендовал здание у новых владельцев. Второе его детище – по сути, тот же «Павильон», только еще более «не для всех» – получило название «Берег Басков».