Антология - Большое собрание преданий, сказок и мифов западных славян

Домой пан едет – что и как там есть?

Летит ему навстречу злая весть:

«Младенца твоего взяла земля,

Увяла лилия – жена твоя».

«Матушка, матушка, злая змея!

Чем тебе помешала радость моя?

Отравила ты жизни моей цвет,

Так пусть станет черным тебе Божий свет!»

«Что ты стала так уныла,

дочь моя?

Что ты стала так уныла?

И куда веселье сплыло,

почему не слышен смех?»

«Я убила голубенка,

мать моя!

Я убила голубенка —

сиротинушку-цыпленка,

белого, как снег!»

«Голубенок это не был,

дочь моя!

Голубенок это не был,

ты стоишь под темным небом,

твой обманчив взгляд!»

«Ох, убила я ребенка,

мать моя!

Ох, убила я ребенка,

беззащитного дитенка,

жалость, словно яд!»

«Что же думаешь ты делать,

дочь моя?

Что же думаешь ты делать,

кому грех свой исповедать,

Божий гнев смирить?»

«Цветик я найду, быть может,

мать моя!

Цветик я найду, быть может,

что вину забыть поможет,

рану исцелить».

«Где найдешь ты того цвету,

дочь моя?

Где найдешь ты того цвету

по всему большому свету?

в садике каком?»

«Над воротными столбами,

мать моя!

Над воротными столбами —

перекладина с гвоздями,

там петля с узлом!»

«Передать ли другу что-то,

дочь моя?

Передать ли другу что-то,

он, когда была охота,

тешился с тобой».

«Пусть пойдут ему на пользу,

мать моя!

Пусть пойдут ему на пользу

смерть младенца, мои слезы,

что предал с другой».

«С чем же матери остаться,

дочь моя?

С чем же матери остаться,

как несчастной утешаться —

для тебя жила!»

«А тебе – мое проклятье,

мать моя!

А тебе – мое проклятье,

без забот могла гулять я —

волю мне дала!»

Когда очи ваши зальются слезами,

когда вдруг тяжкий настанет час,

ветка надежды окажется с вами,

в душах мой отзовется глас.

Не пренебрегайте речами моими,

дух пророчества сходит с небес,

закон непреложен над всеми живыми,

долг свой заплатит каждый здесь.

Свой путь у моря река кончает,

пламя к небу устремлено;

земля творит, а потом забирает:

бесследно уйти ничему не дано.

Шаги судьбы уверенны, тверды,

что должно стать, то станется;

один день в себе сокроет годы,

в другой – открытым станет все.

Я видела мужа на бреге Белины,

праотца славных князей,

шел он по пашне за плугом старинным,

среди родимых полей.

Тут появились послы от собранья,

пахаря князем назвав,

дали златые ему одеянья,

поле он бросил, не допахав.

Плуг положил и волов отпускает:

«Откуда вы вышли, вернитесь туда!»

бич и кнуты в поле он оставляет,

пусть их сокроет трава и листва.

И волы ушли в недалекие горы —

и ныне в следах их стоит вода;

а кнутовища, вросшие в долы,

оборотились в три буйных куста.

Они и цвели, и плодоносили,

но только один плод вполне созрел,

другие упали на землю бессильно,

и прорасти ни один не сумел.

Слышьте и знайте – сильное слово

в душах людских пусть вечно живет:

время благое вернется снова,

когда и мертвая ветвь оживет.

Обе те ветки в цвету благородном

снова воспрянут, все шире, сильней,

вдруг, к удивлению разных народов,

плод принесут от прастарых [5] Прастарый – самый древний. корней.

Приидет князь, облаченный в злато,

чтобы вернуть старый долг свой вдруг,

и миру явит из пыли и праха

Пржемысла изъеденный ржавчиной плуг.

Волы с высокой горы вернутся

и снова будут в плуг впряжены,

поля недопаханные проснутся,

зерном золотым станут пашни полны.

Весна засияет, прогонит ненастье,

и зацветет буйно колос златой,

с ним расцветет на земле этой счастье,

старая слава взойдет над страной.

Скалу я видала над бурной рекою,

а на скале Крока замок златой;

около замка цветущий весною

Княгини Либуши сад молодой.

В подножии замка домик свободный —

купальня княгини стоит на воде;

княгини я видела лик благородный

платье сияло, все в серебре.

У входа стояла купальни любимой,

глядя в мутный речной поток,

читала слова там, тревогой томима,

что посылает стране ее рок.

«Вижу пожары, кровавые битвы,

острый меч, что тебя проткнет,

вижу беду, поруганье, молитвы —

духом не падай, мой милый народ!»

Тут ей две девы, стоящие сбоку,

подали колыбель золотую;

поцеловала ее – и потоку

бросила дар во глубокие струи.

Слышьте и знайте Либушино слово —

слышала я ее вещий глас:

«Спи тут, ложе сына, когда-то снова

я позову тебя, будет час!

Из темного лона глубокого моря

поднимется новый мир молодой;

широкие липы отцова подворья

распустят душистый свой цвет золотой.

Грусть всю смоет поток весенний,

из ночи родится ясный день:

народ, что славен был когда-то,

новой славы узнает ступень.

Тут на свет Божий из пропасти водной

наверх золотая кроватка всплывет,

и, повинуясь судьбе предреченной,

народ, как младенец, на ней отдохнет».

Я тебя видела, ложе святое,

знаю, звезда путевая моя!

Жду, как настанет время иное,

время снова увидеть тебя.

Лето за летом без устали мчится,

зима за зимой неуклонно бежит,

незыблема вера в душе хранится,

надежда растет, что на сердце лежит.

Ежели летом вглубь под скалою

кто-то нырнул и уже не всплывет,

если с веселой дружиной зимою

проломится вдруг под санями лед,

вздыхаю: к полкам Либуши, ликуя,

прибыло много новых борцов!

Будет ли время, когда отдохну я?

Ах, нет еще, этот час не готов!

Так в книгах судьбы написано было,

слышьте и знайте весть мою:

«Придет рассвет, в то благое утро,

мертвые встанут в родном краю.

Тогда Либуша с полком великим

войско свое поднимет из вод,

и руку подняв материнскую, кликом

к славе направит чешский народ!»

Видела храм я над Орлицей речкой

слышала я золотой его звон,

когда еще честь страны нашей чешской

не разорвал лютой страсти гон.

Когда в Чехии к Богу почтенье забылось:

вера, любовь и надежда остыли,

храм глубоко под землею сокрылся,

воды то место залили.

Но не останется вечно в могиле,

воды отхлынут – время придет,

встанет тот храм в былой своей силе,

колокол к храму народ позовет.

Слышьте и знайте, писано это

в книге судеб как закон:

«Увидите солнце златое рассвета,

услышав сначала тот звон.