Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Ровно в два тридцать Ева Хеггенер спустилась в холл, где ее ждал Майкл. Ярко-синий лыжный костюм, собранный у талии, подчеркивал стройность ее фигуры, а меховая шапка придавала тонкому, слегка подкрашенному лицу Евы сходство с портретом придворной красавицы работы старого голландского мастера. Он взял свои лыжи из комнаты, где они хранились, и укрепил их на крыше «порше».

— Вообще-то нам следует ехать на моем автомобиле, — сказала Ева. — Счет за бензин набежит немалый.

Майкл не понял сразу, хотела она обидеть его или нет. Крестьяне, вспомнил он. Нет, хотела.

— Мне, наверное, компенсируют чаевыми, — приниженно заметил он.

Она рассмеялась и мягко добавила:

— О, какие мы, оказывается, обидчивые.

— Я сворачиваюсь, как цветок, при малейшем дуновении ветра, — сказал он, садясь в «порше».

— Анемоны, — вспомнила Ева, — они этим славятся. Мой американский анемон.

Она похлопала Майкла по плечу, как бы успокаивая его.

У подъемника он наклонился и помог ей надеть лыжи.

— Зарабатываю чаевые, — сказал он, сравнивая счет.

Сев в кресло, Ева спросила:

— Как покатался утром?

— Прекрасно.

— Ты понравился Калли?

— Вероятно, да. Он скуп на похвалы.

Они поднимались в гору, воздух был прозрачен, вокруг стояла тишина.

— Да, хочу тебя спросить, — сказала она, — ты играешь в триктрак?

— Когда-то играл. А что?

— Мой муж постоянно ищет партнеров. Если сядешь с ним играть, будь осторожен. Не делай больших ставок. Он коварен.

— Когда-то я тоже слыл опасным противником.

— Я его предупрежу. Кстати, утром мы говорили с ним по телефону, я сказала о тебе, и он предложил, чтобы вечером мы пообедали все вместе, если он не слишком устанет.

— А разве вы не хотите провести первый вечер после его возвращения вдвоем, без посторонних?

— У нас уже столько было первых вечеров, что он рад перемене. Все, что не предназначено для чужого уха, мы уже друг другу сказали.

— Благодарю за приглашение, — произнес Майкл.

Она помолчала, а затем снова заговорила:

— Рита сказала мне, что утром ты смотрел, как она катается. Твои слова об участии в соревнованиях и о друге пианисте вскружили ей голову. Кстати, управляющий доложил мне, что две комнаты готовы. В субботу хлынет народ, все будет забито. Им что, действительно нужны два номера, или они хотят соблюсти приличия?

— Они просто друзья. По крайней мере так они мне говорят.

— С американцами никогда не поймешь.

— Он не американец, он француз.

— Тогда, думаю, они действительно просто друзья. Ладно, обойдемся.

Ева похлопала руками в перчатках, будто они замерзли:

— На твоем месте я говорила бы с девочкой осторожнее — я имею в виду Риту. Будет очень жаль, если из очаровательной первоклассной официантки она превратится во второсортную спортсменку или третьеразрядную певичку.

— Не знаю, как насчет лыж и пения, — сказал он, едва сдерживая себя, — но уверен, хочешь ты того или нет, в официантках она не засидится.

— Мужчины — наивный народ, — категорично заявила Ева. — Они полагают, смазливое личико — это все.

«А как насчет твоего личика?» — подумал он, но промолчал.

Они поднялись на вершину, и Майкл заметил, как ловко она соскочила с кресла и изящно прокатилась вниз, держа палки под мышками и делая змейку.

— Ты уже изучил склоны? — спросила она, вдевая руки в петли лыжных палок.

— Калли показал мне все трассы, и я смотрел карту. Где ты предпочитаешь кататься?

— Где угодно, кроме «Черного рыцаря». Отвесные места вызывают у меня головокружение. Я поеду за тобой. Если ты будешь спускаться слишком быстро, я тебе крикну, — сказала она деловым тоном.

Майкл выбрал для начала простейший спуск, время от времени он оборачивался назад и смотрел, поспевает ли за ним Ева. Она шла уверенно, элегантно, в ее движениях чувствовалась солидная школа. Он прибавил скорость, она цепко сидела у него на хвосте. Какое к черту головокружение, подумал он, что она дурочку ломает? Но все же решил держаться подальше от «Черного рыцаря».

Уже смеркалось. Спускаясь в последний раз, Майкл развил скорость, составлявшую три четверти от его максимальной. Ева без труда держалась рядом. Они остановились возле кафе, она повернула порозовевшее лицо к горам, и в морозном сумеречном воздухе зазвенел ее голос:

— Какая жалость, что уже темнеет, правда?

Ему захотелось немедленно поцеловать Еву.

— Довольна своим инструктором? — спросил он.

— Вполне, — кивнула Ева, — а ты доволен ученицей?

— Тоже мне начинающая.

За все время он не сказал ей ни слова о ее технике, хотя иногда она делала нечто лишнее при современном снаряжении и не знала последних новшеств.

— Возможно, завтра я дам тебе пару советов, как улучшить стиль. Чуть откиньтесь назад, работайте коленями, а не лодыжками, на поворотах держите лыжи прямо — за эти весьма переменчивые наставления и платят инструкторам во все времена.

— Я буду внимать учителю с затаенным дыханием, — насмешливо сказала она. — Возможно, к концу сезона мне удастся сравняться с твоей новой подругой Ритой, и ты посоветуешь мне пойти в большой спорт.

Ему расхотелось поцеловать Еву, и он нагнулся, чтобы отстегнуть ее лыжи.

Оказалось, что мистер Хеггенер вовсе не согбенный, вечно кашляющий неподвижный старик с воспаленными глазами, а стройный человек лет пятидесяти пяти, с прозрачной кожей, густыми седыми волосами и маленькой аккуратной бородкой. Его удлиненное доброе лицо с темными глазами могло принадлежать испанскому гранду, жившему в восемнадцатом веке. Держался он вежливо, приветливо, сдержанно. На нем был элегантный, тщательно отутюженный темно-зеленый шерстяной пиджак с замысловатой черной вышивкой вокруг петлиц, белоснежная рубашка и шелковый галстук. Несмотря на то что стол, за которым они сидели, находился возле камина, где ярко полыхали дрова, мистер Хеггенер набросил на плечи тонкий шотландский плед. Немного волнуясь, Майкл пришел в синем блейзере, рубашке с воротничком и галстуке. Ева надела уже знакомое Майклу свободное длинное черное платье, но сейчас она дополнила его ниткой жемчуга и приколотой на плече золотой брошью. Они начали обед довольно поздно и к тому времени, когда Рита подала им десерт, остались в зале одни.

Мистер Хеггенер оказался идеальным хозяином, и, к огромному облегчению Майкла, беседа текла легко и непринужденно, она вертелась вокруг недавно выпавшего снега, состояния трасс, острой потребности в грамотных инструкторах для школы; они говорили о том, как разросся город в последнее время и к чему это привело, о новой волне горнолыжного бума, о том, как трудно доставать стоящие фильмы для местного кинотеатра, тоже принадлежащего Хеггенеру. У него был приятный негромкий голос, в его речи не слышалось акцента.