Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Откинув одеяло, Рудольф встал, быстро подошел к окну и закрыл его. Стараясь не дрожать от холода, снял пижаму и надел теплый спортивный костюм, шерстяные носки и теннисные туфли. Потом накинул на плечи клетчатое драповое пальто, осторожно закрыл за собой дверь, чтобы не разбудить мать, и вышел на улицу.

Внизу у подъезда его ждал Квентин Макговерн, тоже в спортивном костюме, поверх которого был надет толстый свитер. На голове шерстяная вязаная шапочка, натянутая по самые уши. Четырнадцатилетний Квентин был старшим сыном негритянской пары, жившей в доме напротив. Каждое утро Рудольф и Квентин вместе бегали.

— Привет, Квент, — поздоровался Рудольф.

— Привет, Руди, — ответил тот. — Ужасно холодно. Мать считает, что мы оба ненормальные.

— Ничего, она заговорит по-другому, когда ты привезешь ей золотую медаль с Олимпийских игр.

Рудольф открыл дверь гаража, вывел свой мотоцикл, сел и включил мотор. Квентин забрался на заднее сиденье, обхватил Рудольфа за пояс, и они помчались по улице. Холодный ветер бил им в лицо, глаза слезились.

До университетского спортивного поля было всего несколько минут езды — колледж в Уитби теперь стал университетом. Рудольф остановил мотоцикл, слез, снял пальто и бросил его поверх сиденья.

— Лучше сними свитер, если не хочешь простудиться на обратном пути, — сказал он Квентину.

Во время учебы в колледже у Рудольфа никогда не оставалось времени на спорт. Его немного забавляло, что теперь он, занятой деловой человек, находит время шесть раз в неделю бегать утром по полчаса. Он делал это, чтобы держаться в форме, а кроме того, ему доставляли наслаждение тишина раннего утра, запах земли, ощущение перемен в природе, упругость беговой дорожки… Начал он бегать один, но как-то раз, выйдя из дому, увидел Квентина, стоявшего у его подъезда в спортивном костюме.

— Мистер Джордах, — обратился к нему мальчик, — я давно заметил, что вы каждое утро тренируетесь. Не возражаете, если я буду бегать вместе с вами?

Рудольф уже собирался ответить отказом — ему нравилось с утра побыть одному, прежде чем потом на целый день окунуться в людскую толчею в магазине, — но Квентин, точно угадав его мысль, добавил: — Я выступаю за нашу школу на дистанции четыреста сорок ярдов. Если я буду ежедневно тренироваться всерьез, то непременно улучшу свой результат. Вам совсем не обязательно со мной разговаривать, мистер Джордах. Просто разрешите бегать рядом.

Говорил он застенчиво и тихо. Рудольф понимал, каких усилий стоило мальчику собрать всю свою храбрость, чтобы обратиться с такой просьбой к взрослому белому человеку, который до этого всего лишь мимоходом здоровался с ним. Отец Квентина работал в магазине Колдервуда шофером на грузовике.

— Хорошо, — сказал Рудольф. — Пошли.

Квентин, долговязый, с длинными худыми ногами, бегал в ровном, подходящем темпе. Рудольф был доволен, что они тренируются вместе: с Квентином он бегал быстрее, чем один.

Пробежав напоследок еще два круга, они, разгоряченные и потные, оделись, сели на мотоцикл и поехали домой по просыпающимся улицам.

Рудольфу нравился парнишка, и он решил на время летних каникул подыскать ему какую-нибудь работу в магазине: наверняка семье Квентина не помешают дополнительные деньги.

Когда он вошел в квартиру, мать уже встала.

— Как на улице? — спросила она.

— Холодно, — ответил он. — Ты ничего не потеряешь, если сегодня посидишь дома. — Они оба, упорно поддерживая иллюзию, вели себя так, будто мать, как все другие женщины, каждый день выходит по делам.

Он вошел в ванную, принял душ: сначала пустил горячую воду, потом — ледяную. Все тело его горело. Вытираясь, он слышал, как мать включила соковыжималку, чтобы приготовить ему стакан апельсинового сока, потом принялась варить кофе. Ему были слышны ее грузные, шаркающие шаги — казалось, кто-то тащит по полу тяжелый мешок.

Рудольф надел серые шерстяные брюки, мягкую голубую рубашку, темно-красный галстук и коричневый твидовый пиджак. Получив должность помощника управляющего, он первый год ходил в темных строгих костюмах, но теперь, по мере того как его влияние росло, стал одеваться менее строго. Он был молод для занимаемого им поста и следил за тем, чтобы не выглядеть нарочито важным. Поэтому же он купил себе не машину, а мотоцикл. Когда он с ревом подкатывал к магазину, в любую погоду без шляпы, с разметавшимися на ветру волосами, никто не мог сказать, что молодой помощник управляющего много о себе мнит. Нужно действовать по-умному, чтобы тебе завидовали как можно меньше.

Он прошел на кухню, пожелал матери доброго утра и поцеловал ее. Она радостно, по-девичьи, улыбнулась. Когда он забывал поцеловать ее, за завтраком ему приходилось выслушивать длинный монолог о том, что она плохо спала и что лекарства, прописанные врачом, совсем не помогают — выброшенные деньги. Он не говорил матери, сколько зарабатывает. Не говорил и что вполне может позволить себе снять квартиру гораздо приличнее, чем эта: он не собирался принимать дома гостей, а деньги нужны ему были для других целей.

Он сел за кухонный стол, выпил сок и кофе, съел бутерброд. Мать ограничилась чашкой кофе. Волосы у нее висели прямыми жидкими прядями, под глазами были огромные фиолетовые мешки. И тем не менее Рудольфу казалось, что она выглядит сейчас ничуть не хуже, чем последние три года, и, вполне возможно, проживет лет до девяноста. Впрочем, он ничего не имел против этого. Благодаря ей он был освобожден от службы в армии: единственный кормилец, на руках мать-инвалид. Последний и самый дорогой материнский подарок — он спас его от холодных окопов в Корее.

— Ночью видела во сне Томаса, — сказала она. — Он выглядел, как когда ему было восемь лет. Вошел ко мне в комнату и сказал: «Прости меня, прости меня…». — Она задумчиво отпила кофе. — Я никогда раньше не видела его во сне. Ты о нем что-нибудь знаешь?

— Нет.

— А ты ничего от меня не скрываешь?

— Нет. Зачем что-то скрывать?

— Хотелось бы мне взглянуть на него перед смертью. Все-таки он моя плоть и кровь.

— Тебе рано думать о смерти, — заметил Рудольф.

— Может быть, — согласилась Мэри. — Весной, мне почему-то кажется, я буду чувствовать себя лучше. Мы снова сможем ходить на прогулки.

— Вот это другой разговор, — улыбнулся Рудольф, допил кофе и встал. — Я сегодня сам приготовлю ужин. По дороге домой что-нибудь куплю.

— Только не говори что, — кокетливо сказала она. — Пусть будет для меня сюрприз.

— Ладно, сделаю тебе сюрприз. — Он поцеловал ее на прощание и вышел.

В кабинете у Рудольфа стояло два письменных стола — за вторым сидела мисс Джайлс, его секретарша, энергичная старая дева. Вдоль стен на широких полках высились симметричные стопки журналов: «Вог», «Севентин», «Гламур», «Харперс базар», «Эсквайр», «Хаус энд гарден». Из них Рудольф черпал идеи для совершенствования универмага. Уитби менялся на главах, люди, приезжавшие сюда из Нью-Йорка, были состоятельными и тратили деньги не задумываясь. Коренные обитатели городка жили теперь гораздо лучше, чем раньше, и постепенно перенимали изощренные вкусы приезжих.