Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Он с сияющей улыбкой посмотрел в ту сторону, где его сын, Вирджиния и Джонни Хит пили шампанское с группой гостей помоложе. — Хорошо одет, пьет шампанское, впереди у него прекрасное будущее, женат на красивой молодой женщине, которую ждет большое наследство. И если он когда-нибудь станет отрицать, будто всем этим обязан своему другу Руди, его старый отец первым назовет его лжецом.

Брэд, Вирджиния и Джонни подошли засвидетельствовать свое почтение Найту, и старик тут же повел Вирджинию танцевать, а Брэд пригласил Джин.

— В понедельник Гаррисон даст ответ, — сказал Джонни, когда они с Рудольфом остались одни. — Думаю, он согласится и ты получишь свою игрушку.

Рудольф кивнул, хотя у него вызвало раздражение, что Джонни, не понимавший, как можно сделать большие деньги на газете «Сентинел», называет ее игрушкой. Но независимо от своего отношения Джонни тем не менее, как всегда, сумел все устроить. Он нашел некоего Хэмлина, который надумал прибрать к рукам газеты в нескольких мелких городах и согласился купить «Сентинел», а через три месяца перепродать газету Рудольфу. Хэмлин, прожженный делец, потребовал за свои услуги три процента от покупной стоимости газеты, но он сумел так сбить первоначальную цену, запрошенную Гаррисоном, что стоило пойти на его условия.

У стойки бара Рудольфа хлопнул по плечу Сид Гроссет, который до последних выборов был мэром Уитби, каждые четыре года ездил делегатом на съезд республиканцев. Добродушный, дружелюбный человек, по профессии адвокат, он успешно пресек слухи о том, что, занимая пост мэра, берет взятки, но затем все-таки предпочел не выставлять свою кандидатуру на последних выборах. И правильно сделал, говорили в городе.

— Привет, молодой человек, — сказал Гроссет. — О вас нынче много говорят.

— Хорошее или плохое? — спросил Рудольф.

— Никто никогда не слышал ничего плохого о Рудольфе Джордахе, — сказал Гроссет. — Политическая карьера научила его дипломатии.

— Вот она, истина, — улыбнулся Джонни Хит.

— Привет, Джонни. — Гроссет всегда был готов подать руку любому. Впереди будут еще выборы. — Из авторитетного источника, — продолжал Гроссет, — мне стало известно, что вы в конце месяца уходите из «Д.К. Энтерпрайсиз».

— Кто же этот источник?

— Мистер Дункан Колдервуд.

— По-видимому, волнения сегодняшнего дня отразились на рассудке бедного старика, — сказал Рудольф. Ему не хотелось говорить о своих делах Гроссету и отвечать на вопросы о дальнейших планах.

— В тот день, когда у Дункана Колдервуда какие-нибудь волнения отразятся на рассудке, кликните меня, и я тут же прибегу, — улыбнулся Гроссет. — Он утверждает, будто ему ничего не известно о ваших планах на будущее. Более того, говорит, что не знает, есть ли у вас вообще какие-нибудь планы. Но в этом случае, если вы ждете каких-либо предложений… Может быть, нам имеет смысл поговорить на днях?

— На следующей неделе я буду в Нью-Йорке.

— Впрочем, зачем нам играть в прятки? Вам никогда не приходило в голову заняться политикой?

— Когда мне было лет двадцать, я подумывал об этом, — сказал Рудольф. — Но сейчас я уже старый и мудрый…

— Не говорите ерунды, — резко оборвал его Гроссет. — Политикой мечтают заниматься все. И особенно такие люди, как вы. Вы богаты, пользуетесь популярностью, добились огромного успеха, у вас красивая жена. Такие люди стремятся завоевать новые миры.

— Только не говорите мне, что вы хотите, чтобы я выдвинул свою кандидатуру в президенты, раз Кеннеди уже нет в живых.

— Я понимаю, что вы шутите, — серьезно сказал Гроссет, — но как знать, будет ли это шуткой лет через десять — двенадцать. Нет, Руди, вы должны начать свою политическую карьеру на местном уровне, здесь, в Уитби, где вы всеобщий любимчик. Я прав, Джонни? — Он обернулся за поддержкой к шаферу.

— Точно. Всеобщий любимчик, — кивнул Джонни.

— Родом из бедной семьи, окончил колледж в этом же городе, красивый, образованный, интересуется общественной жизнью…

— Мне всегда казалось, что я больше интересуюсь своей личной жизнью, — сказал Рудольф, чтобы оборвать поток восхвалений.

— Хорошо, можете шутить дальше, — продолжал Гроссет. — Но достаточно вспомнить все бесчисленные комиссии, в которые вы входите. И у вас нет ни одного врага.

— Не оскорбляйте меня, Сид. — Рудольф получал удовольствие, поддразнивая этого настойчивого низкорослого человечка, но слушал его внимательнее, чем могло показаться со стороны.

— Я знаю, что я говорю.

— Вы даже не знаете, демократ я или республиканец. А если вы спросите Леона Гаррисона, то он скажет вам, что я коммунист.

— Леон Гаррисон — старый болван, — сказал Гроссет. — Моя бы воля, я бы объявил подписку и на собранные деньги купил бы у Гаррисона его газету.

Рудольф не удержался и подмигнул Джонни Хиту.

— Я знаю, что вы собой представляете, — наседал на него Гроссет. — Вы республиканец типа Кеннеди. А это беспроигрышный вариант. Нашей партии нужны именно такие люди.

— Раз уж вы воткнули в меня булавку с ярлыком, Сид, можете теперь поместить меня под стекло. — Рудольф не любил, когда его относили к какому-либо разряду, неважно к какому.

— Я хочу поместить вас в муниципалитет Уитби, — сказал Гроссет. — В кресло мэра. И готов поспорить, что мне это по силам. Как бы вы к этому отнеслись? А потом вы зашагаете наверх, ступенька за ступенькой. Вам, наверно, совсем не хочется стать сенатором? Сенатором от Нью-Йорка? Это, наверное, задело бы ваше самолюбие, да?

— Сид, я вас просто дразнил, — мягко сказал Рудольф. — Я польщен вашим предложением. Действительно польщен. На следующей неделе я обязательно к вам заеду, обещаю. А сейчас нам не мешает вспомнить, что мы на свадьбе, а не в прокуренном гостиничном номере. Я иду танцевать с невестой.

Он поставил стакан, дружелюбно похлопал Гроссета по плечу и пошел искать Вирджинию. Он еще не танцевал с ней, и, если хоть раз не пригласит ее, наверняка пойдут сплетни. Уитби — маленький городок, и тут все быстро замечают.

Преданный приверженец партии демократов, потенциальный сенатор, он приблизился к невесте. Скромная и радостная, она стояла под тентом, ласково и изящно положив руку на плечо своему новоявленному супругу.

— Могу я просить оказать мне честь? — спросил Рудольф.

— Все мое — твое, — сказал Брэд. — И ты это знаешь.

Рудольф вышел с Вирджинией на террасу. Она танцевала с достоинством целомудренной невесты, ее прохладные пальцы неподвижно застыли в его руке, ее прикосновение к плечу было невесомо, воздушно, голова гордо откинута назад — Вирджиния знала, что все на нее смотрят: девушки завидуют ей, мужчины — ее мужу.

— Желаю вам счастья. Много, много лет счастья, — сказал Рудольф.