Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Думаю, я что-то перепутал. Не имеет значения.

Он улыбнулся почти по-мальчишески, слегка прикоснулся губами к ее щеке — прощальный поцелуй, перед тем как расстаться, может быть, навсегда, — и упругой, юношеской походкой зашагал прочь. В его светлых волосах блестели капли дождя, слабый ветерок едва шевелил полы элегантного плаща.

Поднявшись по лестнице, Виктория открыла дверь. В квартире она сорвала шляпку с вуалью, бесцельно прошлась по пустым комнатам. Квартира была так себе, все в ней говорило о том, что когда-то она служила прибежищем двум одиноким душам. Временным прибежищем, не более. Из двух душ теперь осталась одна.

Равнодушным взглядом Виктория скользнула по стоящей на столе фотографии мужа в серебряной рамке. Строгий портрет был сделан более десяти лет назад в студии; муж на нем выглядел серьезным и респектабельным, какими обычно бывают члены попечительских советов известных учебных заведений. Нельзя даже представить себе, чтобы такой мужчина воспользовался когда-нибудь услугами магазина «Бутик Меццоджорно».

На столе лежали гранки статей, но Виктория не могла заставить себя приняться за работу. Встреча с Борденом разбудила слишком много воспоминаний, выбила из колеи. Даже смерть мужа, давно уже ожидаемая, не привела Викторию в такое смятение.

Она прошла в небольшую кладовку, где стояли полки с папками, нечто вроде личного архива, вытащила одну, с крупными черными цифрами на картоне — 1953, и принялась быстро ее перелистывать. Вот он, аккуратный конверт с двадцатью пятью отпечатанными на машинке страничками.

Усевшись в кресло у окна, за которым по-прежнему лил дождь, Виктория надела очки. Последний раз она открывала этот конверт не менее десяти лет назад.

«Из пустыни», — прочла она первую строку. «Новелла В. Симмонс», — гласила вторая. Поморщившись, Виктория черным карандашом густо замазала имя автора и погрузилась в чтение.

«Само собой, — прочитала она, — я не собираюсь указывать свое настоящее имя. Если благосклонный читатель все же доберется до конца, он поймет почему.

Если мне повезет и я добьюсь своего, стану писателем, то и тогда скрыть свое авторство не будет проблемой. Я ничего не писала ни до вступления в брак, ни в годы замужества, а в анкетах и официальных бумагах в графе «Род занятий» всегда указывала: домашняя хозяйка. Я по-прежнему застилаю постели и готовлю еду, два раза в неделю отправляюсь в ближайший городок по магазинам. Соседей у нас нет, как нет и друзей, которые могли бы увидеть на моем столе пишущую машинку и стопку дешевой бумаги, купленной из предосторожности в С. — большом городе в пятидесяти милях от нашего дома. Там же я предусмотрительно, под вымышленным именем, арендовала на почте абонентский ящик для переписки с редакторами и издателями. Когда мне нужно отправить им какую-то корреспонденцию, я кладу бумаги в обычный конверт и отправляюсь в город. Неброско одетая средних лет дама, появляющаяся на почте в те часы, когда работа там кипит вовсю, ни у кого не вызывает особого интереса.

Подобная бдительность может показаться читателю излишней, но до самого последнего времени мы с мужем жили в атмосфере, где наблюдение и слежка, скрытые микрофоны, перлюстрация и донесения доброхотов о деталях наших разговоров с друзьями были нормой. Когда доносившиеся до меня слухи казались куда более зловещими, чем факты, и я не имела ни малейшей возможности убедиться, насколько они серьезны, душа моя пребывала в угнетенном состоянии. Даже сейчас, живя фактически на краю пустыни, без соседей, без прислуги и телефона, я не могу избавиться от подозрительности.

В городке, куда я езжу за покупками, нашу замкнутость воспринимают по-своему. Муж там никогда не появляется, все знают, что гостей у нас не бывает. Единственные люди, с кем я вступаю в контакт — торговцы, — решили, будто у мужа чахотка и места эти привлекли его своей тишиной и сухим, здоровым воздухом. Разубеждать их мы, естественно, не пытаемся. Джон (мужа, конечно, зовут совсем иначе) никогда не был настолько известен, чтобы о нем писали газеты. Обстоятельства, которые привели к его отставке, широкому кругу людей остались, благодарение Богу, неизвестными.

Желание взяться за перо вызревало во мне долго, и питали его разные причины. У меня вдруг появилась уйма свободного времени: несложная работа по дому отнимает всего три-четыре часа. После переезда сюда муж становился все менее и менее общительным, и сейчас большую часть дня он просиживает с книгой в углу внутреннего дворика либо изучает вершины гор, с востока и севера окаймляющих нашу пустынную местность. Я пришла к выводу, что, достигнув сорока пяти лет, Джон никогда не согласится вновь заняться каким-нибудь делом, значит, примерно через год перед нами неизбежно встанет вопрос о деньгах.

Первое время после переезда я считала, что наше пребывание здесь окажется временным, что мужу необходимо просто восстановить силы и решить, по какой стезе двинуться дальше. Поначалу он и в самом деле отсылал старым друзьям и бывшим товарищам по работе по нескольку писем в неделю, извещая их о свой готовности приступить к работе после хорошего, скажем, в полгода, отпуска. Джон знал: государственным учреждениям он больше не нужен, по крайней мере не будет нужен в обозримом будущем. Но его образование и опыт, особенно в тонких вопросах международных контактов, могут быть востребованы целым рядом частных компаний и организаций. Однако тон ответов однокурсников и коллег обескураживал, хотя муж, как обычно, ничем не выдавал своего разочарования. Через три месяца конвертов ему я уже не покупала.

Джон никогда не говорит, что оставил всякую надежду, но я слишком хорошо его знаю, чтобы ожидать подобных заявлений. А потом, я шпионю, я читаю его письма, каждый момент, что мы находимся рядом, я внимательно слежу за выражением его лица. Ставя на стол тарелку с каким-нибудь новым блюдом, я наблюдаю, что оно вызовет: неудовольствие? аппетит? В те времена, когда мы еще общались с друзьями, мне не составляло никакого труда заметить момент, когда старая дружба начинала тяготить его. В таких ситуациях я сразу же принимала меры, чтобы безболезненно поставить на таких отношениях точку. Сейчас, выступая в роли писателя, я не собираюсь обсуждать те вопросы, что должны навсегда остаться тайной двоих, тайной мужчины и женщины, могу лишь сказать: я прекрасно знаю, чем и как доставить Джону настоящее удовольствие. Если он читает книгу, я прочитываю ее сразу же после него. Могу перечислить все, к чему он испытывает симпатию или антипатию, все оттенки его настроения, все слабости. Подмечаю я их вовсе не из ревности или чисто женского стремления ощутить себя собственницей. Я делаю это для того, чтобы как-то развлечь, заинтересовать его. И еще из чувства благодарности.